Удерживая знания-дискурсы в центре внимания, Фуко дальше делает шаг к анализу более широкого предмета, объемлющего дискурсы-знания (дискурсы-правила). Он переходит к анализу социальных практик и стратегий, которые обусловливают (конституируют, поддерживают) сами дискурсы. На этом пути Фуко в конце концов приходит к идее власти и бессубъектной воли к знанию. Выступая в 1978 г. в Токийском университете, Фуко объясняет, что он «начинал как историк науки и одним из первых вопросов, вставшим перед ним, был вопрос о том, может ли существовать такая история науки, которая рассматривала бы возникновение, развитие и организацию науки не столько исходя из ее внутренних рациональных структур, сколько отправляясь от внешних элементов, послуживших ей опорой... Я попытался ухватить историческую почву, на которой все это (речь идет об "Истории безумия". — В.Р.) произошло, а именно: практики заточения, изменение социальных и экономических условий в
XVIIвеке» [160. С. 358]. Не «производственные отношения» или «идеологию господствующего класса», но «отношения власти внутри общества» предлагает теперь Фуко рассматривать в качестве «точки внешнего ускорения организации и развития знания» [160. С. 358]. При этом анализ социальных практик, считает Фуко, «отсылает не к какому-то субъекту познания (историческому или трансцендентальному)... но предполагает скорее волю к знанию - анонимную и полиморфную» [153. С. 345—346].Фуко предлагает отказаться от традиционного подхода к изучению власти и рассматривать ее как дискурс. При этом власть понимается как сеть властных отношений, намерений и стратегий, в которой нет субъекта.
«Под властью, — писал Фуко, — мне кажется, следует понимать, прежде всего, множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации; понимать игру, которая путем беспрерывных битв и столкновений их трансформирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которые эти отношения силы находят друг в друге таким образом, что образуется цепь или система, или, напротив, понимать смещения и противоречия, которые их друг от друга обособляют; наконец, под властью следует понимать стратегии, внутри которых эти отношения силы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или же институциональная кристаллизация которых воплощаются в государственных аппаратах, в формулировании закона, в формах социального господства» [160. С. 192].