Именно указанные достоинства христианского учения, вероятно, и сделали его в стремительно падающем античном мире сначала интересным для мятущегося человека, а затем и несомненно верным. А раз христианское учение принималось, становилось истинным словом о том, что существует, в чем спасение, то приходилось и принять все остальное — ветхозаветную историю о сотворении мира, о Боге-Отце, Сыне и Святом духе, об Адаме и Еве и многое другое, изложенное в Ветхом и Новом Завете. Другими словами, меняются базисные культурные сценарии и параллельно — социальные институты, хозяйство, власть, общество, наконец, человек, включая личность. Чтобы понять, как складывается последняя, проанализируем замечательное произведение «Исповедь», принадлежащее перу яркой средневековой личности св. Августину.
Рассмотрим, как Августин конституирует средневековую личность. В «Исповеди» он провозглашает установку на познание Бога: «...надо ли сначала познать Тебя или воззвать к Тебе. Но кто воззовет к Тебе, не зная Тебя?» Однако как можно познать Бога, который, по словам самого Августина, есть Тайна и Непостижим? И о каком познании говорит Августин? «Когда я воззову к Нему, — говорит Августин в "Исповеди", — я призову Его в самого себя... Господи, Боже мой, ужели есть во мне нечто, что может вместить Тебя... Меня не было бы, Боже мой, вообще меня не было бы, если бы Ты не был во мне. Нет, вернее, меня не было бы, не будь я в Тебе» [2. С. 8-9].
Не странно ли звучат эти речи: Бог во мне, я в Боге? Разве Бог и человек не разделены пропастью: Бог там — на небе, а человек здесь — на земле и встретиться они могут только на Страшном суде? Тем не менее Августин говорит то, что говорит. Чтобы понять его странные размышления, остановимся сначала на времени, в котором Августин творил. После 312 г., когда был издан эдикт о веротерпимости, и Никейского собора в 325 г. христианство становится
ведущим культурным фактором. Параллельно происходит отделение образованного клира от непосвященного мира, и возникает «необходимость в догматическом оформлении церкви, которая столкнулась с трудностями, связанными с разным толкованием Троицы» [107. С. 114].