«В новоевропейской философии, — пишет Р.Г. Апресян, — во многом под влиянием теорий естественного права и в русле идей либерализма (Гроций, Т. Гоббс, С. Пуфендорф, Дж. Локк) складывается понятие свободы как политико-правовой автономии гражданина. В таком понимании свобода противопоставляется разнузданности и беспредельной самостийности воления... Свобода, понимание которой ограничено только представлением о личной независимости, самовольности и неподзаконности, легко ("свободно") проявляет себя в безответственности, равнодушии, эгоизме, чреватыми анархическим бунтарством — отменой всякого закона, стоящего над индивидом, а в перспективе и тиранией, то есть самочинным возведением единичной волей в ранг закона для других» [8. С. 502].
Кант в «Основоположении к метафизике нравов» и «Критике практического разума» намечает решение обоих вопросов. Он исходит из убеждения, что свобода личности тогда разрушительна для культуры, когда человек перестает ориентироваться на «вечные законы разума», под которым понимается, с одной стороны, последняя руководящая инстанция, осторожно идентифицируемая Кантом с Богом, с другой — деятельность и мышление самих людей (в этом смысле получается, что разум действует посредством людей, а последние — но не как отдельные эмпирические индивиды, а как члены человечества, — ведомы разумом). Однако как понять практически, ориентируемся ли мы на разум или нам это только кажется? Для этого, отвечает Кант, есть две вещи — критика и метод. Если человек будет критически относиться к себе и другим, а также размышлять, как действовать правильно, наконец, если он будет выслушивать разум (следуя долг)', подчиняясь морали), то в этом случае он будет свободен и становится личностью. Но послушаем самого Канта.