Макс Вебер писал: „Социальным" мы называем такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него" [141] . Согласно Никласу Луману, смысл есть „процессирование в соответствии с мерой различий, и именно различий, которые как таковые заранее не даны, а исключительно из значимости сами приобретают свою оперативную применимость (и еще более, конечно же, свою понятийную формулируемость). Самодвижимость смыслового явления есть автопоэзис par excellence. На этой основе любое (сколь бы ни коротко было) событие может приобрести смысл и стать элементом системы". И далее: „Смысл обеспечивает тем самым тот комплекс свойств, который необходим для образования элементов системы, а именно возможность своего определения через отношение с другими элементами. Самореферентность, редунданц и обилие возможностей гарантируют необходимую для этого неопределенность" [142] . Новый порядок возникает не в условиях конкуренции за ограниченные ресурсы, а в условиях обилия ресурсов, когда новые возможности коммуникации „сталкиваются" с уже сформированными правилами коммуникативного обихода. Какая из возможностей актуализируется во многом определяется случаем, но необходимо, чтобы она была совместима
с вытекающими из правил предписаниями. Актуализация, акцептация и последовательность коммуникаций зависит от уже сохраненной в системе и утвердившей себя в качестве правил генерации информации. Коммуникация не возникает в информационном вакууме. С другой стороны, не существуют раз и навсегда данные условия ее генерирования. Процессы сохранения информации с необходимостью изменяют конкретные условия сохранения. Поэтому выбор между акцептированием или отклонением той или иной коммуникации не может быть произвольным, но он всегда контингентен. На базальном, в определенном смысле, микроуровне социального это обусловлено действием механизма обратной связи. На уровне социокультурных процессов названный механизм действует посредством традиций, обеспечивающих детерминированность выбора и тем самым упорядочивающих коммуникативное пространство социума.Исходя из вышеизложенного, нельзя не согласиться с утверждением Э. Маркаряна, что „даже самые инновационные общества в принципе не могут существовать без… традиций" [143] . Действительно, культурная традиция является универсальным механизмом селекции социального опыта, его структурного накопления и стереотипизации, а также его пространственно-временной трансмиссии. Тем самым благодаря традициям обеспечивается необходимая для самоорганизации социальных систем стабильность. Очевидно, это обстоятельство имеет в виду Э. С. Маркарян, когда пишет: „изучение традиции должно происходить прежде всего в соответствии с фундаментальными принципами самоорганизации" [144] .
Конечно, традиции изменчивы, и изменчивость эта подвержена принципу ирреверсибельности. Традирование все новых и новых правил делает невозможным возврат к прошлому. Но само прошлое как некий конструкт должно быть доступно настоящему. Подобный доступ обеспечивается благодаря наличию феномена культурной памяти
[145] , обеспечивающего традирование, передачу смысла во времени. В контексте этого феномена вся культура в целом может считаться основным механизмом ограничения пространственно-временного распространения социальных рисков, своего рода "комплексным антиэнтропийным механизмом" [146] . Путем нелинейного синтеза и сведения в единый темпомир элементов культурной памяти разной глубины коннективная структура культуры делает возможным согласование „растянутых" во времени коммуникаций, актуализируя воспоминания и включая опыт прошедших времен в горизонт современности. Кроме того, основываясь на принципе фрактального повтора и выступая как символическая упорядоченность смыслов, она создает единое социальное пространство ожиданий и тем самым обеспечивает нормативное ориентирование и увязку коммуникативных процессов. В отличие от так называемой коммуникативной памяти, объемлющей биографические воспоминания о недавном прошлом современников, культурная память сохраняет воспоминания о бифуркационных пунктах и начальных условиях развития социальной системы, растягивая временные рамки артикулирования коммуникационных сетей. Особенно много места в культурной памяти занимают воспоминания о генезисе социальной системы и сделанных ею в решающие моменты бифуркационного перехода критических выборах. Совершив критический выбор, система стабилизирует динамику флуктуаций и превращается в своего рода „исторический объект" [147] , поскольку этот бифуркационный выбор задает горизонт предсказуемости ее дальнейшего развития, характеризующего „историческую память" социальной системы.