Культурология: Учебник для вузов

Серенький пейзаж, малопривлекательные человеческие лица, увиденные художниками и писателями, оказываются прекрасными. Потому что «для художника все прекрасно, так как в каждом существе и в каждой вещи его проницательный взор открывает характер, т. е. внутреннюю правду, которая просвечивает под внешней формой. И правда эта – сама красота», – утверждал великий французский художник Огюст Роден, сам сделавший немало открытий в скульптуре и обогативший представление людей о человеке и о красоте [9, с. 371].

Картины И.И. Левитана «Вечерний звон», «У омута», «Владимирка» не только открыли тонкость, лиричность русской природы, но и родили раздумье над смыслом бытия. «Рожь», «Корабельная роща» И.И. Шишкина стали гимном мощи, эпического величия природы, восхищения ее могуществом. И, характеризуя какие-то уголки природы, мы не описываем их, а говорим: там левитановские или шишкинские места, не задумываясь над тем, что такое видение природы подарили нам художники. А Клод Моне, говорят, открыл цвет лондонских туманов, которые до него англичане считали серым. Подлинное искусство – всегда открытие. «…Произведением искусства… может признано только такое, в котором заключается раскрытие чего-либо нового, доселе неизвестного людям», – считал Л.Н. Толстой [10, с. 35].

Что красивого в согнутых фигурах работающих на току женщин, в мальчишках, одетых не по росту, в босых ногах идущих по берегу людей? Но художники, поэты увидели в этом красоту, равную той, которая была в картинах Леонардо да Винчи.

Эти гордые лбы винчианских мадонн
Я встречал не однажды у русских крестьянок,
У рязанских молодок, согбенных трудом,
На току молотящих снопы спозаранок.
У вихрастых мальчишек, что ловят грачей
И несут в рукаве полушубка отцова,
Я видал эти синие звезды очей,
Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.
С большака перешли на отрезок холста
Бурлаков этих репинских ноги босые…
Я теперь понимаю, что вся красота —
Только луч того солнца, чье имя – Россия.

(Дм. Кедрин)

Эти открытия каждый вид искусства и каждый творец делают по-своему. Ф.И. Достоевский обладал способностью заглядывать в чужую душу, улавливать самые тонкие нюансы движения человеческой индивидуальности, следить за незаметными переливами и переходами внутренней жизни человека. «И постановка темы о человеке, и способы разрешения ее у него совершенно исключительны и единственны, – считает Н.А. Бердяев, – он интересовался вечной сущностью человеческой природы, ее скрытой глубиной, до которой никто еще не добирался. И не статика этой глубины интересовала его, а ее динамика, как бы в самой вечности совершающееся движение» [11, с. 223].

«…Я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой», – утверждал сам Ф.И. Достоевский [12, с. 102].

Проникать в суть явлений, давать людям новые знания может не только художественная литература. Особые знания дает и музыка.

«Музыка Шумана открывает нам целый мир новых музыкальных форм, затрагивает струны, которых еще не коснулись его великие предшественники. В ней мы находим отголосок тех таинственных глубоких процессов нашей духовной жизни, тех сомнений, отчаяний и порывов к идеалу, которые обуревают сердце современного человека», – так оценивал творчество Шумана П.И. Чайковский [13, с. 76–77].

Музыка не призвана воспроизводить какие-то факты или события. Ее назначение в другом: выражать мысли, чувства, настроения, которые вызывают в человеке явления жизни. «Это область чувств и настроений. Это в звуках выраженная жизнь души», – определял музыку композитор А.Н Серов. «…В музыке выражается то, чего никто не знает, никто не может разъяснить, но что в большей или меньшей степени есть в каждом…Словами никто не выскажет бушующей страсти так, как это сделал Бетховен в своей сонате «Аппассионата», и никогда не увидеть нам души женщин, о которых рассказал Шопен в своих ноктюрнах», – писал о музыке испанский поэт Гарсия Лорка [14, с. 140–141].

«Часто, благодаря своей глубине и непосредственности, музыка является первым симптомом тех стремлений и склонностей, которые впоследствии переходят в слова, а затем и в действие.

Бывают случаи, когда музыка является единственным свидетелем большой внутренней жизни, которая ничем не проявляет себя вовне» (Ромен Роллан) [15, с. 10–11].