Культуры городов

Начиная с 1970-х общественное внимание стало смещаться от заводских рабочих, школьных учителей и инженеров к медиазвездам и спекулянтам в области недвижимости, финансов и культурных индустрий. Это и есть настоящие визионеры символической экономики. От Нью-Йорка до Норт-Адамса и от Орландо до Лос-Анджелеса экономический рост городов стал позиционироваться и рассматриваться как картина коллективного отдыха и потребления. В рамках этого процесса коллективное пространство – общественное пространство – стало представляться как товар, продукт потребления. Даже если за вход в него, в отличие от Диснеймира, не взимается плата, общественное пространство стало ассоциироваться с торговым, в нем стали продвигаться корпоративные, частнособственнические ценности. «Сони-плаза» является переосмыслением описанных Вальтером Беньямином парижских пассажей, она навязывает прогуливающимся толпам корпоративный порядок, трансформируя опыт погружения в мечты в «восхищение продуктами “Сони”».

Кроме того, от исторически сложившегося единообразия городского населения в результате крупнейших волн иммиграции конца XIX – начала XX века мы пришли к куда более широкому этническому и социальному разнообразию. И эта перемена в обществе оказала огромное влияние на общественную культуру. Непрекращающиеся споры относительно мультикультурализма в школьной программе и музейных коллекциях – это только начало. На кону – будущее мирового господства США в политической и экономической сферах, а также само понимание гражданства в этой стране и будущее ее городов как экономически зависимых и этнически неоднородных объединений. Смешение культур и экономическая зависимость дают весьма непредсказуемые сочетания. То, как великие общественные пространства прошлого абсорбируют и отражают связанные с этим напряжения и создают представления о различных идентичностях, позволяющие им влиться в общую культуру, представляет собой часть происходящей на пороге XXI века борьбы.

В 1970-х гг. кризисы самых могущественных городов и крупнейших производств впервые заставили американцев почувствовать себя слабыми. Если война во Вьетнаме подорвала широко распространенную уверенность в американском военном могуществе, то бюджетный кризис в крупнейшем мегаполисе страны – Нью-Йорке – создал впечатление, что наши города стоят на зыбучих песках. Когда сталелитейные и автомобильные производства признали свое поражение в конкуренции против иностранных компаний и уволили тысячи рабочих, изменились и выстроенные вокруг заводов ландшафты власти. В то же время наиболее бедные слои населения сосредоточивались в больших городах; и ощущение, что города стремительно выходят из-под контроля, заставило городские власти пойти на увеличение зависимости от бизнеса. Появившиеся в 1970-х годах частно-государственные партнерства в 1980-х привели к усилению влияния частного сектора, а в 1990-х трансформировались в БИРРы, которые стали управлять общественными пространствами.

Эта история иллюстрирует связь между аспектами, в самом непосредственном смысле определяющими структуру власти, – и направления эти серьезно угрожают внешнему виду и ощущению, если не самому существованию современных городов. Вот эти аспекты:

– дизайн и контроль над общественными пространствами,

– симбиоз визуальности и власти;

– смыслы и использование культуры.

Ключом к пониманию этих аспектов является Брайант-парк, который на протяжении всего XX века был и остается испытательной площадкой для едва уловимых, а иногда и вполне ощутимых практик контроля. Это микрокосм параллельного развития культурных стратегий и средств безопасности как способов сдерживания социального разнообразия. Это место, которое, подобно «Сони-плаза», многие из нас открыто ненавидят, а втайне любят, и наоборот. Брайант-парк заставляет меня бороться с демонами перемен в собственном сердце. Он представляет собой настолько изменившееся общественное пространство, что мы не можем более воспринимать его как нечто само собой разумеющееся.