КУМБУ, МУРИ И ДРУГИЕ (микророман)

У меня есть плеточка,
У меня есть плеточка.
Плетка шелковая она да ременчатая.
Она плеточка эта о трех концах.
Да о трех концах, четырех хвостах.
Ее первый конец — милость Божия,
А второй конец — правда Божия,
Ну а третий конец — то любовь, любовь.
А я с плеточкой похожу, похожу.
А я плеточкой похлещу, похлещу.
Ай, помилуй, Господь, меня грешного.
Ай, помилуй, Господь. Ай, помилуй, Господь.

40. Весело-радостно, тихо-красиво

Встали в круг и кружились. И он кружился.

— Бог! Дух! Саваоф! Бог! Дух! Саваоф! — так вскрикивали.

И он вскрикивал.

Весело-красиво кружились.

— Бог царь! Бог дух!

Радостно-красиво скакали.

— Дай духа! Дай духа!

Быстро-красиво вертелись, и он вертелся.

Быстро-быстро вертелся на пятке. И надо ж, не падал.

— Опору в духе имей, — ему сказали. И держался за воздух, за воз-дух — дух — дух. Поднимался, парил над землей.

А когда изнемог и, раскинувши руки, упал, он тихо-красиво лежал на полу.

Руки раскинув крестом, он тихо-красиво лежал.

41. Все женщины — богородицы

Ипай Владимир вошел в трамвай, и Кубито-тян тоже.

Точнее, она вошла первая, а он — следом.

Сели рядом, словно имеющие право, и так сидели.

Ипай Владимир глядел на ее красивые ноги и совсем не чувствовал того, что вроде бы должен был чувствовать, а чувствовал что-то другое.

— Дух зашел тебе, — сказала Кубито-тян. — Я видела.

— Я съел таблетку, теперь это навсегда? — спросил Ипай Владимир.

— Не надо об этом думать, — сказала Кубито-тян.

— Я ведь не собирался этого делать. И в мыслях не было, — сказал Ипай Владимир.

— Бог Саваоф тебя выбрал, что ты мог?

А женщины тоже принимают свою таблетку? — хотел спросить Ипай Владимир, но промолчал.

Две остановки проехали молча.

— Когда ты выходишь? — спросила Кубито-тян на третьей.

— Собирался на пункт обмена — обменять свою чурингу, но эту остановку мы уже проехали.

— Ты теперь под защитой Духа, можешь вообще не носить чурингу.

— Для блезиру надо, чтоб не цеплялись, — сказал Ипай Владимир и, поскольку проезжали мимо дома с горгульями, добавил: — Здесь у забора я видел, как у чувака срезали жир с почки.

— Как ты туда попал? — удивилась Кубито-тян.

Ипай Владимир рассказал.

— Говорят, в этом доме живет семья майоров-фрилансеров, — сказала Кубито-тян.

— В детстве я очень боялся, что мне срежут жир с почки, — сказал Ипай Владимир. — А оказалось, что надо было бояться треугольной таблетки.

— Не бояться нужно, а радоваться. Ты ведь радовался, когда пел, радовался, когда плясал, — разве нет?

— Радовался, — кивнул Владимир, — но это была не моя радость.

— Не твоя, разумеется. Но убери из тебя не твое, что останется?

— Может, выпьем кофе? — предложил Ипай Владимир, подумав.

— Нам сейчас выходить, — сказала Кубито-тян.

Трамвай остановился, они вышли.

— Кем ты был — тогда? — спросила Кубито-тян.

— Апостолом. Петром.

— Согласись, что быть апостолом Петром прикольнее, чем Ипай Владимиром.

— Да, но ведь я все-таки не апостол Петр.

— Ты апостол — апостол Петр, и апостол Павел, и все прочие апостолы, и Иоанн Креститель, и Илия Пророк, поскольку каждый из них — это Господь Саваоф, и ты тоже.

— А кем сегодня была ты? — спросил Ипай Владимир.

— Я богородица, — сказала Кубито-тян. — Все женщины — богородицы.

42. Обжигать посуду

По правую сторону улицы были особняки за заборами, а по левую — трехэтажные дома, более или менее обыкновенные.

— Здесь я живу, — сказала Кубито-тян.

— Хороший дом, — сказал Ипай Владимир.

— Заходи, если хочешь, выпьем кофе.

— Кофе?

— Да, кофе. Родителей не будет сегодня.

— Не знаю программы вечера, — сказал Ипай Владимир. — Эта треугольная таблетка, она ведь что-то меняет?

— Не так много, как ты думаешь.

— Я позвоню своим, — сказал Ипай Владимир

Но позвонить не получилось. «Доступ к услугам связи ограничен», — произнес синтетический голос.

— Это надолго, — сказала Кубито-тян.

— Тогда я поеду, мама будет беспокоиться.

— Конечно, — сказала Кубито-тян. — И приходи завтра в «Коридоры», я покажу тебе, как обжигать посуду.

43. Не гарантирует безопасности

Ипай Владимир поехал на трамвае обратно.

Но не доехал. «Трамвай дальше не пойдет, просьба освободить вагоны», — объявил трамвайный фебель, и пришлось выйти.

Взять самокат не получилось, сервис не гарантировал безопасности в темное время суток.

Владимир пошел пешком, да уже и недалеко было.

Но стремно. Улицы были темными, фонари тусклыми, тени длинными. На перекрестках вкрадчивый голос предупреждал: «Режим освещения не гарантирует вашей безопасности. Соблюдайте осторожность».

Владимир соблюдал, но не уберегся, обнаружив вдруг, что лежит на земле лицом вниз. А как падал, не помнил.

Неужели у него срезали жир с почки? — первая мысль была такая.