Кумир

Чарли О'Доннелла и Лу Бендера лимузин увозил обратно в столицу. Каждый, отвернувшись, смотрел в окно, за которым простиралась умытая дождем ночь. На душе у того и другого было невесело.

Бендер, закурив сигару, первым нарушил молчание:

— Ну, что скажете?

— Фэллон всегда казался мне приличным молодым человеком. Но я не представлял, что он настолько хитер.

— И насколько, по-вашему?

— Настолько, чтобы сообразить: вы у него на коротком поводке.

— Не только я, но и все мы.

О'Доннелл беспокойно заерзал. Опустил приставное сиденье, положил на него свои большие коричневые ботинки.

— Если Сэм не начнет действовать немедленно… Ведь опросы скоро станут еще неутешительней, тогда положение сделается, как бы это сказать, непредсказуемым.

— Непредсказуемым?

— Ну, уже поговаривают о создании движения "Фэллон в президенты".

— Да, я слышал об этом сегодня за ланчем. Так, разговоры.

— Пока.

— Немыслимо! — фыркнул Бендер.— У него же нет поддержки в штатах. Он ни разу нигде не выступал, кроме Техаса и Вашингтона.

— Да, тут вы правы. Дальние штаты его действительно не знают,— задумался О'Доннелл.— Зато у него известность на общенациональном уровне. И немалая. Что вы на это скажете?

— О чем тут говорить? Это всего лишь телевидение. Просто…

Бендер поглядел на своего пожилого собеседника. Лимузин мчался теперь через пригород Вашингтона, и уличные фонари отбрасывали световые узоры на крупное стареющее лицо. Да, встреча с Терри произвела на Чарли О'Доннелла большое впечатление.

— То, с чем мы сейчас сталкиваемся,— начал О'Доннелл, кивая в такт собственным мыслям,— означает не что иное, как возрождение чистой, в ее фундаментальном смысле, демократии. Той самой, которая перестала существовать у нас со времен Войны за независимость и массовых народных митингов на площадях. Сегодня же ТВ позволяет каждому гражданину следить за событиями в тот момент, когда они происходят. И реагировать все могут на них в одно и то же время. В результате спонтанные проявления чувств и волна массовой поддержки, которая в состоянии вознести никому не известного человека на гребень государственной власти.

— Это несерьезно,— возразил Бендер.

— Напротив, совершенно серьезно.

— То, что вы имеете в виду, это волна национальной истерии.

— Называйте как хотите. Но это сила, с которой мы обязаны считаться.

— Ну что вы, мистер спикер.— В голоее Бендера звучал хотя и добродушный, но все-таки сарказм.— Это все сентиментальные выдумки. Неужели вы на самом деле верите в демократию? Во все эти правительства "из народа и для народа"?

О'Доннелл нажал кнопку внутренней связи с шофером, сидевшим за стеклянной перегородкой.

— Харви, отвезите нас в "Космос".

— Мне, пожалуй, лучше заехать в Белый дом,— заметил Бендер.

— Нет, вы должны поехать со мной, Лу. Я просил нескольких ребят прийти поговорить.

— Думаю, пока еще рано обсуждать все это публично.

— Но публичное обсуждение уже идет! — О'Доннелл Дружески похлопал его по руке.— Вы занимаетесь только одним кандидатом, а партия сотнями. Конгрессмены, губернаторы, мэры, члены муниципальных советов. В больших городах и в малых, отсюда и до Гонолулу. И партии нужен тот список, который может победить. Но это не все. Мы должны контролировать положение. Мы просто не можем позволить себе такой роскоши, чтобы кто-то с помощью ТВ апеллировал к публике через нашу голову. Если такое начнется, то и республиканцы, и демократы вскорости будут забыты как партии.

— А единство партии?

— Единство… всего лишь вежливое слово, которое означает все тот же контроль.

Бендер рассмеялся.

— Что ж, так-то оно лучше. По крайней мере на сегодняшний день. А я уж решил, что вся эта галиматья насчет волны народной популярности и прочего…

— О, я в это верю, Лу,— перебил О'Доннелл.— Нам надо овладеть ею. Иначе она нас потопит. Я же просто хочу предупредить вас, что выше по течению может быть развилка. Там, где река разделяется на два рукава…

В клубе "Космос" собралось гораздо больше, чем "несколько ребят". Там были Лонгворт из Алабамы, Де-Франс из Луизианы, Шворц из Аризоны — сенаторы. Кроме того, три конгрессмена — Уикерт, Джонсон и Браун. Кажется, невозможно было втиснуть в небольшую — двадцать на двадцать футов — комнату столько важных партийных "шишек": председателей сенатских комитетов, ведавших финансами, ассигнованиями и законами, и членов палаты представителей, занимавшихся внешней политикой, вооруженными силами и экономикой. Конгресс был распущен на каникулы, но эти все, казалось, готовы были трудиться не покладая рук. Они сидели сейчас плотным кольцом, составив рядом свои черные кресла. Вошедших никто и не думал приветствовать.

— А, Чарли! Истмен — это твоя забота, ты это помнишь? — начал Лонгворт, мужчина за шестьдесят с лицом младенца, говоривший с тягучим южным акцентом.

— Да, ситуация нелепая,— согласился О'Доннелл.

— Хороший, я бы сказал, укол в задницу нам всем,— заметил Билл Уикерт, конгрессмен, семь раз избиравшийся от Буффало, штат Нью-Йорк,— рекорд, который пока не повторил никто.

— А как ваш хозяин насчет всего этого? — Лонгворт обернулся к Бендеру.

— Изучает ситуацию.