– В сумерках смотреть нужно! – отзывается Игорь, – Когда эти чёрные твари уже разлетятся на ночёвку.
– Ну! – киваю я, – Хорошая мысль. Значит – нам нужно обратно, на кордон, возвращаться по Перевальному!
– А как иначе? – вздёргивает плечом Игорь, – Только, нужно по времени всё рассчитать. Так загнуть круг маршрута, чтобы выйти к дуплу на Перевальном – уже в сумерках.
Мы торопливо перекусываем, на ходу просчитывая варианты маршрутов. Сегодня нас интересует угол между Саратовской и Перевальным. Этот острый угол между речкой и её притоком заполнен сплошным массивом гленника. Так, для простоты, мы называем ельник из ели Глена. Этот хвойник покрывает обширные, заболоченные площади в бассейне Саратовской…
От кордона, мы проходим по краю речной долины вверх, по надпойменной террасе. И выкручиваем к речке на пару поворотов выше впадения Перевального, прямо к старой ольхе. Это толстое и короткое дерево стоит прямо на противоположном берегу речки и наклонено над водой. Огромное, сухое дупло в стволе этого “баобаба” способно вместить не только рыбного филина, но и человека! Но вот – холостует из года в год. По-моему, по единственной причине – у пары рыбных филинов, обитающих на этой территории, уже есть дупло. Оно расположено на Перевальном, совсем недалеко отсюда. Другая пара филинов – просто не может поселиться на уже занятом участке.
И все же, я перехожу по перекату речки и карабкаюсь вверх по стволу ольхи – контрольная проверка. Заглядываю вовнутрь дупла – увы, чуда не случилось, дупло пусто и на этот раз.
– Ну, как? – кричит, чтобы перекрыть журчание переката, Игорь, с другой стороны речки.
– Пусто! – громко отзываюсь я ему, с дерева, – Прилётов нет!
Игорь переходит перекат, ко мне…
Вдруг! От наших криков, из ствола стоящей по-соседству старой, высокой ивы выскакивает соболь! Толстый ствол этого дерева дуплист на всём своём протяжении. Это – такое высоченное, многоэтажное, “многодуплистое” сооружение. Видимо, зверёк спал на днёвке в одной из ниш… Осмотревшись по сторонам, он снова юркает вовнутрь.
– Сашка! – зовёт меня Игорь, – Соболь!
– Вижу! – коротко отзываюсь я, торопливо спускаясь по стволу своей ольхи…
– Эй, соболь!
– Ну что, попался?! – зубоскалим мы.
Мы бродим вокруг дерева, поглядывая на его вершину.
– Соболь! Ты где?
– А ну, выходи!
Ивняк, на этом участке поймы – спелый, дерево от дерева стоят далеко и соболю от нас, по кронам, не уйти. Единственное, что ему остаётся – это забиться в дупло и переждать наше присутствие.
Я сбрасываю с плеч свой рюкзачок и готовлю к работе фоторужьё.
– Зик! Зик! Зик! – громко скрипит резьба скручиваемой крышки объектива.
Зверёк тревожно поглядывает на нас из дупла. Он смотрит на нас сверху-вниз, высунув наружу голову. Я навожу объектив на резкость… Остроносая, светло-коричневая мордочка, широкие уголки торчащих по её бокам ушей, блестящие бусинки маленьких глаз.
– Клац-счёлк! – грохает мой, двойной “выстрел”.
Соболья рожица испуганно дёргается в тёмном проёме дупла. Я улыбаюсь ему в ответ, большим пальцем правой руки проматывая “отстрелянный” кадр в своём Зените.
– Цррр! Цррр! Цррр! – звонко стрекочет “собачка” перемотки фотоплёнки.
– Клац-счёлк!
– Цррр! Цррр! Цррр!
– Клац-счёлк!
Не выдержав моей фотоканонады, зверёк выскакивает из самого верхнего дупла и карабкается на самый-самый верх ивовой кроны. И зависает там, раскачиваясь на тоненькой, длинной веточке. Что ещё нужно фотоохотнику для счастья?! Соболь, во всей красе, лежит на фоне синего-синего неба! И я, раз за разом, выстраиваю классные кадры…
У нас, на Кунашире, очень светлая окраска соболей. Они светло-коричневые.
– Он – почти рыжий! – возмущаюсь я.
– Увы! – смеётся на это, Игорь, – Это, тебе – не баргузинский кряж! Камчатский и сахалинский – самые дешёвые соболя.
– Всё-равно, красивый! – возражаю я и улыбаюсь соболю, оторвав глаз от видоискателя своего фоторужья.
Мы забираем свои, прислонённые к стволу “собольей” ивы, ружья и шагаем дальше. По своим делам, мы напрямую пересекаем пойму. Соболь так и остаётся раскачиваться на веточке, высоко над землёй…
Вот и тёмная стена интересующего нас сегодня, гленника, постепенно вырисовалась перед нами. Не задерживаясь, мы с ходу входим под лес. Здесь – не то, что сыро! Здесь откровенно мокро. Всё покрыто зелёным, сочащимся влагой, ковром мха.
– Чвак! Чвак!
– Чав! Чав!
Под сапогами чавкает болотная жижа. Она здесь – всегда. Поэтому, корни елей, тонкими блинами расползлись по самой-самой поверхности почвы…
На самом острие лесного массива, под первым деревом угла ельника, нашим глазам открывается медвежья лёжка.
– Саш, лёжка!
– Ага! – я бросаю взгляд на кучки помёта, – Ночная.
– Ну! – соглашается Игорь.
– Крупный какой! – вполголоса удивляется он, – Как корова.
– Ага! – радуюсь я, – Бо-ольшой!
На размеры медведя указывает “калибр” колбасок его помёта. Мы – умные. Первым делом, мы смотрим на кучки помётов…
Лёжка устроена в основании ствола ели, со стороны голого сейчас, весной, ивняка поймы. Защитив спину со стороны леса стволом дерева, зверь лежал, передом обратившись к обширным просторам речной поймы.