Кунигас. Маслав

Из леса показался небольшой конный отряд, перед которым несли на шесте красное знамя: издали нельзя еще было различить ни лиц, ни одежд; всадники ехали быстро, перерезали всю долину и взяли путь прямо к воротам замка.

Вшебор, стоявший у рогаток, крикнул первый:

— Это Маслав!

Все сбежались посмотреть на него; из рыцарей почти все помнили Маслава при дворе Мешка и Рыксы; каждому хотелось увидеть, во что обратился этот гордец.

Действительно, это был он. Сидя на черном коне с длинной гривой, весь закованный в броню, в шлеме с султаном, в пурпурном плаще с золотом, наподобие королевского, он ехал, окруженный дружиной. Один оруженосец нес за ним щит, другой — лук и стрелы, третий — огромный меч. Нарядно одетая и прекрасно вооруженная свита окружала нового князя, а тот, уперев руки в бока, высоко задрав голову, ехал прямо к замку, окидывая городище пренебрежительным взглядом.

Мшщуй, прицелившись из лука, собирался уже пустить в него стрелу, рассчитав, что она попадет в него, но его удержали. Целая толпа людей, обнажив головы, окружила Маслава, о чем-то докладывая ему и выслушивая его приказания.

Судя по их жестам, можно было заключить, что разговор шел о гати, которую прокладывали к замку с другой стороны. Маслав слушал рассеянно и, почти презрительно отвернувшись от докладчиков, указал в нескольких саженях от себя, напротив ворот замка место, где должны были поставить палатки для него и для его свиты.

Между тем подъехали возы с княжеским добром и остальная часть придворных. Из городища хорошо было видно, как вбивали колья для палаток, рыли ямы для костров, привязывали коней и приготовлялись к ночлегу.

К месту княжеского лагеря тотчас же стала сходиться любопытная чернь в самых разнообразных одеждах: приходили с поклонами старшины, с возов снимали бочки и потчевали гостей… Веселый шум доходил до валов замка.

Так наступил темный вечер, может быть, последний перед смертельным боем.

Он должен был скоро начаться.

Белина боялся ночного нападения; поэтому он велел всю ночь поддерживать огонь на валах и, отпустив половину защитников на отдых, другую оставил на страже. В эту ночь никто уже не думал об экономии: на городище тоже открыли бочки с пивом и наварили вдоволь мяса. В главную горницу внизу внесли кадку с медом, чтобы подкрепить и подбодрить людей.

А на женской половине никто уже в эту ночь не прял и не пел песен. Девушки шептались между собой, женщины плакали или тихонько молились. Поминутно то та, то другая выбегала из горницы, чтобы самим увидеть и услышать что-нибудь новое и, воспользовавшись общим замешательством, перекинуться словом, с кем было надо. Даже Кася выбегала несколько раз вместе со Зданой и, прижавшись друг к другу, заглядывали вниз, в окопы. Но ни Томко, ни Мшщуя не было видно. Крепко обнявшись и склонившись друг к другу, девушки тоскливо шептались, прислушиваясь к далеким голосам и стараясь угадать, кому они принадлежат.

— Слышишь? Это голос моего брата! Я узнала бы его в тысячной толпе!

Кася качала головкой, стыдясь признаться, что она еще раньше, чем сестра, узнала голос Томко, и приветствовала его румянцем.

— А это? Слышишь? — тихонько шепнула она, стараясь отплатить тем же. — Я могла бы поклясться, что это голос Мшщуя Доливы.

Здана, как будто не доверяя, покачала головой.

— А что мне Мшщуй? — небрежно возразила она.

— Ой, неправда! Ты узнала его голос раньше, чем голос Томко!

Но Здана не всегда признавалась в том, что Мшщуй нравился ей, а она ему. В этот день она как-то не верила ему и сердилась на него. Мшщуй стоял на страже и весь день не подходил к ней и не старался встретиться с нею, со вчерашнего дня он словно забыл о ней, и она не хотела о нем знать.

— Э, Мшщуй! — отвечала она. — Время ли теперь думать об этом? Боже мой милостивый! Что-то с нами будет! Эти мужики, эта страшная чернь!

Кася взглянула на нее, и в ее голубых глазах вспыхнул огонь рыцарской отваги, унаследованной ею от предков-рыцарей.

— Мы скорее сами себя убьем, чем отдадимся им в руки! — вскричала она. — Никогда этого не будет! Отец Гедеон говорит, что Бог сотворит чудо и спасет нас, ведь отец Гедеон — святой человек, и Бог не раз говорил через него!

Кася еще не окончила говорить, когда внизу показался Томко. Слова замерли у нее на устах, потому что он взглянул на нее таким пронизывающим взглядом, который проник до глубины ее сердца, даже дыханье у нее замерло.

Здана принялась бранить его за то, что он своим внезапным появлением испугал их обеих, а Кася встретила его улыбкой. В это время наверху, в женской половине, послышался голос Спытковой:

— Кася! Ах, ветреная девчонка! Где же она пропала?

Девушка, вырываясь из объятий Зданы, улыбнулась еще раз Томко и исчезла.

II

На женской половине все еще спали, измученные долгим бодрствованием, когда их внезапно разбудил страшный шум диких голосов, сливавшийся со стуком и грохотом, от которых дрожал весь дом. Первый звук, долетевший до их слуха, был воинственный призыв к бою.