По вечерам он делал перерыв и совершал долгие прогулки по городу. Всё чаще ноги, словно по собственной воле, приводили его к Хюмлегордену. Он наблюдал за мужчинами, молодыми и постарше, они входили в туалеты и выходили… он видел, как они парами скрывались в тёмных аллеях парка. Как легко купить несколько мгновений забвения, думал он, но никак не мог решиться.
Он возвращался в ателье, кляня свою робость, снова брался за кисти — и успокаивался.
Именно в эти недели он сделал свои первые пастиши под Кройера. Каким-то образом эта живопись тоже была как-то связана с Фабианом, хотя он и не мог бы сказать, как именно. Может быть, этот свет… этот робкий свет на полотнах живописца говорил о любви.
Он поставил на мольберты две только что прибывшие на реставрацию картины Кройера и начал просматривать каталоги. И на старых холстах, подражая мастеру, он написал свои мотивы. Он прятался в шторах в пансионате «Брёндум», он узнавал себя в какой-нибудь складке на лбу на портрете Анны Анкере, в блике в её глазу. Ноздри ему дразнил запах жареной куропатки с натюрморта. Он заменял детали оригинала, он пробовал так и этак, пока в результате перед ним не встали три совершенно новые работы. И каждую секунду он спрашивал себя: а что бы сделал на моём месте художник? Какой цвет выбрал бы он для подмалёвка? Как он согласовал бы композицию?
Закончив, он почувствовал полное опустошение, но и не только — к нему пришла странная лёгкость. У него было такое чувство, что копившееся целый год напряжение достигло высшей точки, конденсатор разрядился. Он запер за собой дверь и пошёл пешком в Клару. Домохозяин, у кого он арендовал мастерскую, подсказал, что в том же доме, прямо над ателье, освобождается квартира, и пообещал контракт. Уже в конце лета он должен был туда переехать.
На полу лежал ворох писем, и среди них ему сразу бросился в глаза голубой конверт, проштемпелёванный в Берлине. Он пробежал письмо глазами, стоя у окна, и усталость как рукой сняло.
Он посмотрел на часы — было около семи. Если ему повезёт, он успеет в «Чёрную кошку» на вечерний сеанс. И заодно подумает, что и как ответить на письмо — письмо от человека из прошлого.
Виктор запер комнату, которую снимал на Лестмакаргатан и направился в центральный район Стокгольма, носящий имя Клара.
5
* * *
Странное всё-таки место — южные пригороды Стокгольма! С автостанции отправляются автобусы с номерами, о которых житель центра никогда и слыхом не слыхивал. Вот, например, сто девяносто второй автобус на Норсборг, временная коммуникационная линия в Хёгдален и Сведмуру. Длинные красные автопоезда с трёхзначными номерами внезапно выворачивают на скоростные шоссе, о существовании которых ты уже давно забыл. Они летят в Хюддинге, Тумбу или ещё дальше — в Сёдертелье. На площади — вавилонское смешение языков. Женщины в паранджах и юбках до пят, чернокожие молодые люди часами просиживают на парковых скамейках. Двое господ в тюрбанах играют в нарды за выставленным на улицу ресторанным столиком.
Шведы, живущие в этих районах, тоже привлекают внимание: у многих грязные гипсовые повязки на руках или на пальцах, другие передвигаются на костылях, ещё у кого-то ортопедический воротник… и у всех у них вид людей, глубоко сожалеющих о своём появлении на свет. Совсем юные девочки катят детские коляски, а их шоколадные детишки тоже, кажется, никаких иллюзий насчёт своего будущего не испытывают. Раблезианских объёмов толстухи (или толстяки?.. пол не всегда определим), пыхтя, поднимаются по склону к станции метро.
Вокруг неработающего фонтана расположился торговый центр — несчитаное число небольших магазинчиков. Особенно широко представлены лавки, торгующие сумками и чемоданами, — такое впечатление, что здесь живут кочевники. Всегда готовые к худшему, эти потомки Каина в любой момент готовы упаковать своё имущество в гонконгский чемодан на колёсах за 299 крон, купленный у Хассана в «Башмаках и чемоданах», и в мгновение ока исчезнуть. Беженцы, над которыми навис дамоклов меч высылки. Безработные и бездомные шведы… А что происходит с мобильными телефонами? Лавок, продающих телефоны и контракты к ним, как минимум втрое больше, чем нужно на первый взгляд. А может быть, это естественно, подумал Иоаким. Двенадцать человек, втиснутых в двухкомнатную живопырку в одном из самых тоскливых двенадцатиэтажных домов на Рогсведслинге, построенном по чертежам новоберлинских коробок… чего здесь ожидать? Людям нужно хоть немного личной жизни, а здесь они делят один городской телефон ещё с одиннадцатью иракскими родственниками, сбежавшими от автомобильных бомб в Багдаде, или с большой семьёй нигерийских резчиков по дереву. И тогда ты идёшь к монголу и покупаешь корейский телефон с бельгийским контрактом, сто бесплатных минут в месяц, — и всего-то за… дёшево, дёшево, очень дёшево!
Хронические безработные.
Новые шведы неясного происхождения жадно поедают ливанские сладости около пекарни.
Некоторые втихую продают кат[116]
.