КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

А может быть, в этом что-то есть — называть себя Йонни, подумал Иоаким, листая меню в поисках чего-нибудь слабоалкогольного. Йокке — Йонни… Йонни — мой двойник. Или nom de guerre, как у отца, например. А сейчас, когда они пустились в опасную авантюру, псевдоним и вовсе не помешает… он ни на секунду не забывал, что их клиент — настоящий гангстер, решивший создать себе имидж ценителя искусства. Но не дай бог обман обнаружится… именно от этого гангстера, некоего Эмира, и ждал звонка Хамрелль.

В двух кварталах отсюда, на Кумлагатан (название упрямо напоминало Иоакиму известную тюрьму), Хамрелль снимал небольшую однокомнатную квартирку, а под окном её красовался взятый ими напрокат дорогой джип-«шевроле». В багажнике лежало «украденное» полотно Кройера, упакованное в плоскую картонную коробку с эмблемами галереи Жанетт. На этой машине, якобы их собственной, они должны были доставить картину в «Гранд-отель», где, с помощью работавшего там уборщиком приятеля Хамрелля, сняли на несколько часов номер. Далее им предстояло распаковать полотно второго датского золотого века и ждать, когда король Сульваллы[119], ранее отметившийся и в эротической отрасли, владелец фитнес-клуба, вновь крещённый православный югославский эмигрант во втором поколении по имени Эмир соблаговолит появиться и взглянуть на их раритет. Почему сделка должна происходить именно в «Гранд-отеле», для Иоакима так и осталось загадкой. Впрочем, само его компаньонство с Карстеном Хамреллем было не менее загадочным.

— Значит так, картина украдена, — сказал Хамрелль, доедая тесто с краёв пиццы, которыми он поначалу пренебрёг. — Такой тип, как Эмир, никаких угрызений совести по этому поводу испытывать не будет, наоборот, так ему даже интереснее. Но подлинность — для него это святое. Всё, понимаешь, должно быть подлинным. «Ролекс» должен быть «ролексом», даже если отнят под пистолетом у беззащитного инвалида.

Как ни странно, Иоаким понимал такой ход мыслей намного лучше, чем хотел бы себе признаться. Карстен прекрасно знал, как себя вести в теневом мире, в этом мире он вырос, имел массу знакомых и приятелей, в том числе и этого помешанного на дорогих брендах Эмира — когда-то в Хёгдалене они вместе развлекались угонами автомобилей, квартирными кражами и сбытом русских анаболиков местным культуристам. Эмир — идеальный клиент, сказал Хамрелль, когда им удалось подцепить его на крючок: глуповат, тщеславен, масса комплексов; ему до смерти хочется произвести впечатление.

— Конечно, конечно, Карстен. Клятвенно обещаю следовать сценарию. Но говорить будешь ты.

За окном инвалид на костылях пытался утихомирить разбушевавшихся девиц. Возраст его определить было невозможно — где-то между тридцатью и семьюдесятью пятью. У Иоакима тут же возникла ассоциация с матадором, разнимающим разъярённых пантер. Интересно, может ли Карстен познакомить его с совершенно новым для него типом женщины: рогсведские самки, страстные и непосредственные… вот, подрались…

— Я ржал до колик — на днях объявили следующий год Годом культурного многообразия, — сообщил Хамрелль, отодвигая тарелку. — У нас здесь, в Хёгдалене, культурное многообразие ещё с семидесятых, да такое — мало не покажется… Ну и реакция у нашего правительства! Опоздали на четверть века…

— Но ты всё равно расист?

— И терминология твоя устарела лет на пятьдесят. Расист? Что это значит? Я не понимаю. — Хамрелль сунул в рот антиникотиновую жвачку, поглядывая на вывеску «курить запрещается». — Я просто терпеть не могу сирийцев и арабов. С югами — никаких проблем, за исключением сербов. Те почему-то вообразили, что все только и охотятся за их скальпами. Гамбия и Нигерия меня раздражают, а с иранцами — тишь да благодать, я знаю нескольких парней и девчонок — славные ребята. И эритрейцы приятные парни, и южноамериканцы — за исключением чилийцев. Спроси у Лины, она одно время была с чилийцем… Еле ноги унесла — слава богу, того посадили за попытку убийства соотечественника. Более ревнивых типов не найти. Он её избивал чуть не кастетом, если она задерживалась с подругой…

Лина была подругой Хамрелля уже года два. Рогсведская самка высшего качества. Всё бы ничего, но беда была в том, что она интересовала Иоакима куда больше, чем следовало, и это грозило нанести ущерб их деловому сотрудничеству. Тем более что интерес был обоюдным — если судить по её взглядам в те редкие минуты, когда они оставались вдвоём.

— Но в фильмах ты латиносов не хочешь снимать, — сказал он.

— Это они не хотят. У некоторых народностей куда больше стиля, чем у нас с тобой.