Читаем КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН полностью

Он оторвался от захватывающего чтения и огляделся. Оказывается, Хамрелль уже обнажил свой густо покрытый курчавыми волосами торс, сдвинул хоккейную маску на затылок и самозабвенно тряс мясистым пузом в такт музыке. Иоаким чувствовал себя до отвращения трезвым, что было абсолютно несовместимо с характером заведения…

Дело удалось поправить с помощью нескольких выпитых одна за другой рюмок текилы. Теперь он был готов продолжить наблюдения. Карстен куда-то исчез, зато ему удалось обнаружить Фиделя. Юноша не мог оторвать глаз от пары голых господ, расположившихся в акробатической позе в дерматиновом кресле и явно наслаждавшихся его вниманием. Фидель стоял в темноте и трясся; чем он там занимался, было не видно, да Иоаким и не испытывал большого желания узнать.

Нет, это и в самом деле чёрт знает что! Люди давали выход своим отклонениям с истинно немецкой основательностью, вытворяли нечто непредставимое — он даже и не думал, что такое возможно. Но вскоре Иоаким понял, что участники игр знали некий тайный код, секретный алфавит. Совсем юная девушка, почти девочка, занималась самоудовлетворением в обществе супружеской пары. Она совершенно не реагировала на его призывные взгляды, но зато какого-то пожилого господина в прозрачных нейлоновых трусах удостоила чести помогать ей в её занятиях, к чему он тут же и приступил, продемонстрировав незаурядную быстроту и ловкость пальцев.

Его вынесло на лестницу, где его прижала к стене немыслимо толстая тётка людоедского облика, но он ловко вывернулся и сбежал вниз. Там оказался подвальчик. Несложный пазл из кредитных карточек, карманных зеркал, суженных зрачков и непрерывного чихания не оставлял сомнений, чем здесь занимаются. На полке лежала пачка ярких флайеров. Он взял один.

«Устраивая вечеринку ганг-банг[176] к Рождеству, «Крисси и К°» пошли на немалый риск, но победили. Пришло 160 SMS-заявок. Публика была смешанная, от 18 до 60 лет, от начинающих до экспертов. Присутствовали знаменитости, хотя Валери и Моники не было. Девушка нашей мечты Сандра, частная модель Лекси, итальянка Роберта, постоянно влажная Кармен, похотливая Данни и нимфоманка Зина, с её несравненной манерой озвучивать оргазмы. Приятным сюрпризом стало появление леди Тины, стриппы из Кёльна, хотя, как мы слышали, она закончила ганг-банг-карьеру. Но, очевидно, как и в своё время Фрэнк Синатра, Тина не смогла поставить точку…»

Иоаким подивился, откуда автор листовки знает про наклонности усопшего Синатры, но ещё больше его поразило собственное знание немецкого языка, который, как ему казалось, он забыл сразу после гимназии. Скорее всего, решил он, Виктор разговаривал с ними по-немецки, когда они были маленькими, хотя ничего подобного не припоминалось.

В мужском туалете у него возникли трудности с опорожнением мочевого пузыря. Он и в нормальных-то местах с трудом мочился в присутствии посторонних — но здесь это вообще показалось невыполнимой задачей: с одной стороны стоял кожаный педераст, чем-то напоминающий Фредди Меркьюри, а с другой — тот самый господин с «Франкфуртер альгемайне цайтунг», который, по-видимому, так и не нашёл свои штаны. На счастье, одна из кабинок была свободна — он юркнул туда и закрыл за собой дверь. Отсюда слышно было журчание писсуаров, кто-то плюнул в жёлоб. Дверь открывалась и закрывалась, и, соответственно, резко усиливался и ослабевал вой «катюш». Кто-то неторопливо беседовал о погоде: холодно не по сезону, да ещё этот чёртов дождь… Но диджей сегодня очень и очень неплох.

Он уже стряхивал последние капли, как вдруг дверь с грохотом открылась и на пороге материализовался Карстен. Взгляд его был безумен.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Пошли, быстро!

Наверху голые посетители сомнамбулически кивали в такт музыке. Карстен протащил его за руку сквозь толпу потных гедонистов, дико пляшущих мазохистов и прочего донельзя разгорячённого сброда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века