Купальская ночь

Шорох повторился, затрещал смородиновый куст и раздался кошачий вопль, за ним другой, и угрожающее шипение. Значит, всего лишь бродячие коты шныряют по огородам.

С реки донесся лягушачий гомон. Катя побрела к дому. Погруженная в мысли, она только на крыльце вспомнила, что вылезла через окно и что входная дверь заперта изнутри на щеколду. И тут в тусклом свете фонаря за калиткой ей на глаза попалось яблоко. Большое, оно белело на темных досках крыльца прямо у порога. Не раздумывая, Катя схватила плод и понюхала – яркий свежий запах летнего дня. Через тонкую кожицу пальцем продавила хрусткую мякоть, и тут же, не стерпев, с наслаждением вгрызлась в нее. Белый налив. В ветлигинском саду этого сорта нет, значит, кто-то принес. Кто же еще, как не…

Она громко хрумкала в темноте, пока не съела все, даже сердцевинку с плотными зубками зернышек. Яблока вкуснее она в жизни не ела.

А за завтраком уже решала сложный вопрос. То ли дождаться еще одного Костиного шага к примирению, то ли сделать свой, ответный, и побежать к нему прямо сейчас.

Перед ней стояла стопка ноздреватых блинов. Заведенные на простокваше, кружевные, с желтым оплывающим островком масла посередине. Алена сидела у окна и, надев очки, читала книгу. Катя свернула верхний блин уголком, макнула в плошку с медом и быстро понесла ко рту, но золотая капля все же упала на клеенку, протащив за собой медовую леску.

– Поставь ближе тарелку-то, – Алена отвлеклась от книги и посмотрела на дочку поверх очков, иронически и дружелюбно. Со вчерашним днем ушла в прошлое и их ссора, как страница перевернулась, без бурных примирений и извинений.

Катя ела и следила за ползающей по столу осой. Она загадала: если оса найдет каплю меда на клеенке, значит, Катя сразу после завтрака идет к Косте. А нет – так нет. Оса долго тыкалась в пиалку со сметаной, потом недовольно жужжала рядом с закрытой банкой меда, бродила по ее стеклянным стенкам. Катя глядела на нее не отрываясь, даже жевать забыла. Оса попалась какая-то несообразительная. Она почти доходила до капли, но тут же сворачивала в противоположную сторону, волновалась, взлетала и снова беспокойно садилась и ползала по клеенке, по краю тарелки, по еще теплому блинчику, по банке.

Катя воровато покосилась на Алену. Мать сидела, забравшись с ногами на диван, и полностью погрузилась в книгу. Тогда девушка взяла ложку и стала пододвигать осу в правильном направлении. Той не понравилось, что ее потревожили, крылышки ее завибрировали, и она поднялась в воздух, но тут же снова села. Катя не сдавалась, осторожно направляя ее суматошное движение. Через пару минут, намотав несколько бестолковых кругов, оса все-таки присосалась к медовой капле. Девушка вскочила и бросилась к шкафу.

По пути она гадала, почему Костя оставил яблоко на пороге, а не в почтовом ящике. И пришла к выводу, что он шел мириться, но в последний миг смутился, положил яблоко у двери и смылся. Она могла себе представить, как это было. И хотя ее вывод был не таким уж логичным, ей очень хотелось, чтобы все произошло именно так. Или чтобы теперешние ее переживания были созвучны переживаниям Костиным, потому что в дверях автомастерской она вдруг оробела и не смогла и шагу ступить внутрь. Хозяина мастерской не было и, видимо, работы тоже. Костя сидел вполоборота к двери на перевернутом ящике, опершись подбородком на кулаки, и испепелял взглядом дешевый китайский будильник. Она тихо остановилась в дверном проеме, и с минуту смотрела на него. Это благословенное мгновение, когда украдкой можно любоваться им настоящим. Высокая острая скула и впалая выбритая щека с лежащей на ней тенью. Вздернутый бантик губы. И эти руки с большими продолговатыми ладонями и длинными пальцами, при одном взгляде на которые у Кати почему-то всегда перехватывает дыхание, и становится немножко стыдно. Костя был задумчив и сумрачен, сосредоточенно следя за старческим движением стрелок, и напомнил ей врубелевского Демона.

Не почувствовать ее взгляд было невозможно. Он медленно повернул голову, с легким недовольством желая узнать, кто потревожил его уединение. И тут же вскочил:

– Ты пришла.

Он в мгновение ока оказался подле Кати, порывисто прижал ее к себе и замер. В ее теле отчетливо отзывалось пульсирование его крови. В эту секунду будильник разразился сиплым докучливым треньканием, все нарастающим. Костя усмехнулся в ее волосы, прошептал:

– Приятный звук, правда?

– Нет, – с облегчением засмеялась она.

– Как это нет, когда да! Если бы ты не пришла, я бы сорвался по этому звонку и помчался к тебе.

И тогда она тоже поняла, что трель будильника не лишена приятности.

– Пойдем. У меня обед, – он выудил из кармана ключ от мотоцикла. Только сначала пообещай мне кое-что.

– Что же?

– Ты будешь рассказывать мне все. Что ты думаешь, чего хочешь. Что делаешь и делала. Вчера…

– …было вчера, – перебила его Катя.

– Да, но… Я не хочу, чтобы такое повторялось. Все что угодно, только не ставь меня больше в это дурацкое положение. Я должен знать все первым, хорошо? Целуешь ли ты моего брата, или он тебя, или…