Купальская ночь

Алена стояла посреди комнаты со скрещенными на груди руками и смотрела на нее чужим взглядом. От гнева черты ее лица заострились, а щеки и глаза запали. Катя оглядела дом, поняла, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. И второй раз за ночь испытала облегчение.

Но Аленины губы стали бескровной ниткой:

– Ты где была?

– Мамуль, прости. Прости-прости-прости! – Катя бросилась ластиться, целовать прохладные материнские щеки. – Это не очень просто объяснить. Ты, наверное, жутко переживала, да? Я просто не думала, что ты заметишь…

Придется рассказать и о Жене, и о порче, и о ночном бдении, – прикидывала Катя. Но Алена не дала ей начать. Она все так же механически высвободилась из ее объятий.

– Я терпела, я молчала, пока ты возвращалась по темноте! Но чтобы так! Времени три часа ночи.

– Дай сказать, все не так, – терпеливо начала Катя.

– Знаю я, как все! – рубанула воздух Аленина рука. – Что тут объяснять, будто я сама не знаю, вчера на свет родилась, и сразу твоей матерью!

– Мам, да все не так страшно.

– Да шо тут страшного! – у нее проскользнуло это южнорусское «шо», и Катя осознала, что видит Алену такой разъяренной впервые в жизни. – Конечно, ничего страшного. С парнем гуляет, и ничего больше. Гулёна.

– Да я не с парнем. Мам, дай объяснить-то!

– Что ты мне объяснишь, Кать! Это – знаешь? – это я тебе объясню. Вот столько лет тебя воспитываю, а все не объяснила, думала, ты сама догадаешься. А оказалось, нет, недогадливая! – Алена все больше входила в раж, накручивая себя. – Книжки читаешь, а все не знаешь. Так себя приличные девушки не ведут! Приличные – не ведут! Мне уже со всех сторон талдычат: а твоя Катя то, а твоя Катя это. По поселку ходить совестно, людям в глаза стыдно смотреть!

Катя задохнулась от незаслуженной обиды:

– Это говорит мне женщина, которая целовалась с парнями на летней площадке и красила глаза за гаражом? За которой деда Дима с ремнем гонялся?

Алена сузила глаза:

– Вместо того, чтоб зубоскалить и огрызаться, мать бы послушала лучше! В подоле же принесешь, как пить дать! А то я не знаю, чем такие прогулки кончаются. Всю жизнь себе испортишь!

– Да не с Костей я была! – попыталась прорваться через ее отповедь Катя.

Алена скривилась:

– А, так еще и не с Костей. Как это мило. Моя дочь —…

Она вовремя прикусила язык, так и не сказав это слово.

Какое-то время обе испепеляли друг друга взглядом. Наконец, Алена несколько раз глубоко вздохнула и продолжила намного спокойнее:

– Я больше ничего не хочу слышать, поняла меня? С этого дня никаких ночных гуляний. Как только темнеет – домой. Не хватает мне еще неожиданностей… всяких.

– Мам!

– Не мамкай, не поможет. Только начинает смеркаться, и ты идешь домой. Ты моя дочь, и кстати, несовершеннолетняя. Прошу этого не забывать. Иначе вообще устрою тебе домашний арест, вот будет красота…

Катя вытаращила глаза. Она не признала ту, что сейчас с ней говорила, и не нашлась с ответом. Алена, посчитав, что ее условия приняты, кивнула и быстро ушла к себе, заперев дверь.

Несколько дней после скандала Катя ждала, что Алена сменит гнев на милость. Она не понимала, что такое происходит с матерью. В Алену как бес вселился. Куда делась та спокойная женщина, что безоговорочно доверяла своей дочери? Катя знакомила мать с Костей, чтобы развеять даже малейшие ее тревоги, а получилось, что разбудила вулкан. Видимо, увидев не мифического, а вполне себе настоящего парня из плоти и крови, мать разглядела в нем угрозу.

Катя пыталась обсуждать, пыталась кричать, пыталась плакать и хранить демонстративное молчание, но Алена оставалась неумолимой.

А ведь раньше мама вообще ни во что не вмешивалась, позволяя все решать и со всем разбираться самой. С другой стороны, раньше и такой ситуации еще не бывало. Хотя это и не повод устраивать ей взбучки, как тетя Валя Сойкина. Катя закипала, стоило ей только вспомнить несправедливые обидные слова, которые кричала Алена, и еще более обидные, гнусные смыслы, которые она в них вкладывала. И ведь даже не дала оправдаться. Хотя, – и тут Катя взвивалась, – не за что мне оправдываться!

Она и правда не видела в своем поведении ничего «такого». Разве не так поступают взрослые люди? А Катя никогда еще не чувствовала себя взрослее. Она осознавала, что детство ушло, и открылся новый мир, наконец-то открылся, и больше не надо говорить «вот когда я вырасту» – потому что она уже выросла. Она выбрала себе профессию и выбрала себе мужчину. Она ощущала себя наравне с матерью, и оттого Аленин запрет злил ее еще больше. Мама, всегда Катин кумир, ее большая любовь и пример для подражания, вдруг в миг обернулась вздорной женщиной, из глупости, предрассудков и устарелых понятиях о приличии вставшей на ее пути к Косте.