Купание голышом

Тул с трудом подсчитал, что в «Самсонайте» осталось больше 465 000 долларов. И полно места для тридцати одного фентанилового пластыря, украденного им из дисконтной аптеки в Бойнтон-Бич — лекарство предназначалось для Морин, не для него.

— Какая красота! — воскликнула она при виде нового грузовика. — Но мне, наверное, нужна стремянка.

— Неа, — ответил Тул и без труда водрузил ее на пассажирское сиденье.

В пикапе были отделанные кожей «капитанские» кресла, уйма места для ног, великолепный кондиционер и глубокая грузовая платформа, где уместился весь урожай дорожных крестов, которые Тул аккуратно, один за другим, выкорчевал из-за трейлера. Это заняло большую часть ночи.

Напуганная ужасным состоянием его повязок, Морин настояла на том, чтобы Тул нашел врача. Несколько миль она умоляла, и наконец он неохотно съехал с основной магистрали в районе реки Киссимми и отправился на ранчо на берегу. Знакомый ветеринар, подгоняемый мольбами Морин, согласился вынуть из Тула обе пули.

— Скоро ты почувствуешь себя новым человеком, — заявила Морин, бросая пули в свою сумочку. — Он дал тебе что-нибудь от боли?

— Ага, как для быков, — ответил Тул. По правде говоря, ему было чертовски хорошо. — Ну, куда хошь ехать?

— Эрл, могу я задать тебе личный вопрос?

— Конечно. — Они тряслись по узкой пыльной дороге, прочь от ранчо. Тул приглушил радио — какую-то слащавую песенку об одиночестве и горе на дороге.

— Вообще-то это не мое дело, — начала Морин, — но любопытно, как ты смог позволить себе такую колесницу на зарплату охранника?

Тул обдумал ответ, хорошенько присосавшись к бутылке теплого «Маунтин Дью».

— Ну, понимаешь, — сказал он, — за некоторые дела получше платят.

— Значит, это было хорошее дело?

— Если подумать — хорошее, да, — согласился он. — Теперь я спрошу, лады?

— Справедливо.

— Где бы ты больше всего хотела отдохнуть?

— В смысле, если бы могли поехать вообще куда угодно?

— Я о том и толкую, — произнес Тул. — Мы можем поехать куда угодно. Тока скажи куда.

Морин смотрела в окно. Ее волосы на солнце казались тоньше и белее, но глаза были синими и яркими, как море. Тул легко представлял ее юной, не столько по чертам лица, сколько по открытому, безмятежному выражению.

— Сейчас еще весна, да? — спросила она.

— Да, мэм, апрель. Скоро май.

— Я все думаю о пеликанах. Они, наверное, полетят на север.

— По телевизору грили — до самой Канады.

— Да, в Канаду, я помню, — согласилась Морин. — Замечательно, правда?

— Вот небось удивительно — тысячи больших белых птиц все вместе по небу летят. Домой, — произнес Тул. — Да, вот бы мне посмотреть.

— Мне тоже, Эрл.

— Ехать далеко. Уверена, что выдержишь?

Она наклонилась и хлопнула его по уху.

— Не волнуйся обо мне, здоровяк. Твое дело — вести машину.

— Да, мэм. — Тул, сияя, потянулся к радио. — Музыку, а?

* * *

Карлу Ролваагу снилось, что его очень медленно душит бледная шелковая петля. Он проснулся, хватаясь за горло, и обнаружил, что вокруг него уютно обернулся мускулистый белый хвост. Через несколько весьма интересных секунд детектив умудрился высвободиться и включить лампу. Он проводил взглядом удаляющегося питона — по простыням, под кровать, в дыру, прогрызенную в пружинном матрасе. Разрезав обивку, Ролвааг нашел не одного, а обоих отсутствующих компаньонов, сплетенных в платоническом объятии. Осмотр не обнаружил ни на одном из них выпуклости размером с собачку или котенка. Напротив, змеи казались взвинченными и голодными.

На Ролваага накатило облегчение, но он не удивился, поскольку пропавшие из «Сограсс-Гроув» питомцы уже нашлись целыми и невредимыми. Пинчот, престарелый шпиц, обнаружился в окружном приюте для собак, где содержался в карантине, после того как покусал не в меру медлительного свидетеля Иеговы. Пандору, пропавшего сиамского котенка, семье Манкевичей вернули соседские хулиганы за выкуп — ящик пива.

Детектив ощущал себя реабилитированным, но кое-что он не закончил. Он вытащил мускулистых животных из их матрасного убежища и аккуратно задрапировал ими плечи — эдакое эффектное, хоть и тяжелое украшение. Он пересек коридор и трижды постучал в квартиру миссис Шульман. Счастье, что она маленького роста и не дотягивается до дверного глазка, иначе она бы нипочем не открыла.

— Нелли, вы должны перед нами извиниться, — сказал Ролвааг.

Миссис Шульман отпрянула в отвращении:

— Ты, выродок и чудовище! Пошел прочь со своими скользкими дружками!

— Я не уйду, пока вы не скажете, что очень сожалеете.

— Я сожалею только об одном — о том, что не потащила тебя в суд, чокнутый извращенец. Убирайся!

К этому времени питоны заметили маленькую Петунию, которая бешено скакала возле тапочек миссис Шульман. Рептилии приподняли свои молочно-белые головы и высунули розовые язычки, пробуя воздух на вкус. Ролвааг ощущал, как их кольца напряглись в предвкушении.

— Спокойно, парни, — прошептал он.

Нелли Шульман сжалась от страха, ее маленькие глазки расширились, когда она увидела, как по змеям побежали судороги.

— Долбаный больной извращенец! — заорала она и захлопнула дверь.