Купание голышом

Когда до Джои дошло, что последует дальше, ей полагалось ощутить, что она в ловушке, если не в панике, потому что она, разумеется, не имела ни малейшего желания слушать, как ее муж пыхтит и подпрыгивает на другой женщине. Но она оставалась странно спокойной, будто что-то предчувствуя. Разве это не идеальный повод вернуть ему обручальное кольцо, которое она таскала за собой, как фальшивую монету, с тех пор как Мик Странахэн ее спас? Очень важно Для столь символичного жеста выбрать подходящий момент, и Джои надеялась произвести сокрушительное впечатление на Чаза Перроне и его гостью.

Которую, как выяснилось, действительно звали Медея.

Джои услышала, как муж открывает парадную дверь, задушевный щебет в гостиной, хлопок пробки. Потом заиграла музыка — кельтские народные баллады, неопровержимое доказательство Чазова похотливого отчаяния.

Меньше четверти часа, и ему удалось затащить Медею в спальню. Она зажгла ароматические свечи, воскурила благовония, и Джои чуть не чихнула. Пока Медея порхала по комнате, обустраивая любовное гнездышко, Джои рассматривала то немногое, что могла видеть, — золотой ножной браслет с бирюзой, рудиментарная татуировка розы, бледно-лиловый лак на ногтях, ноги загорелые, но далеко не изящные.

— Я кое-что принесла, — сказала Медея, и через несколько секунд они оба стали сбрасывать одежду двумя кучками. Джои углядела бирку платья в крестьянском стиле (десятый размер); интересно, эта женщина такая же высокая, как она сама?

Когда Чаз сбросил трусы, Медея сказала:

— Привет, малыш!

— Я же говорил, что мы по тебе скучали, — с невыносимым самодовольством заявил Чаз.

— Сюда. — Медея похлопала по кровати. — Давай-ка я тебя разотру.

— Не надо. Я и так расслаблен.

— Нет-нет, не спорь. Мамочка лучше знает.

Джои зажала рот руками, чтобы не засмеяться.

— Но я уже готов, — нетерпеливо возразил Чаз.

— И ты по-прежнему будешь готов, когда мы покончим с растиранием, — сказала ему Медея, — и я тоже буду готова. А сейчас будь настоящим бойцом и полежи тихо, пока я разогрею масло.

— Сладенькая моя, не надо. Эти простыни — из чистого шелка.

— А ну замолчи.

Чаз растянулся на кровати, и пружины запищали, словно воробьи. Джои занервничала: сколько может весить Медея? Икры вроде не толстые, но это еще ничего не значит. И что за здоровенный мужик бродит по дому? Джои не слышала, о чем они с Чазом говорили в кухне, но отнюдь не исключала, что ее муж наконец собрался осуществить давно лелеемую фантазию и заняться любовью втроем.

«Прискорбная ирония судьбы, — подумала Джои, — если кровать сломается и меня до смерти раздавит оргия».

— Ух ты, — услышала она голос Медеи.

— Ага, — гордо согласился Чаз.

— Это нормально?

— Только не говори, что тебе не нравится.

— Нет, просто он… — Медея запнулась, — я что-то не припомню, чтобы он был таким…

— Счастливым.

— В точку.

«Чаз умер и попал в рай для свиней, — подумала Джои. — Он может трепаться о своем члене всю ночь напролет».

Джои съежилась, когда Медея забралась на кровать, но никаких сейсмических последствий это не возымело. На минуту или две разговор затих, но потом Чаз внезапно застонал:

— Боже, ты меня прикончишь!

— Почему ты так напряжен? — спросила Медея ровным голосом инструктора по йоге. — Расскажи мне, что не так, сердце мое.

— Мне кажется, ты пытаешься открутить мне ногу. Может, пропустим эту часть?

— Пропустим нашу разминку? Ни за что, милый.

Джои пожалела, что лежачее положение не позволяет ей взглянуть в зеркало на стене.

— Разминка нужна только одному органу, — говорил тем временем Чаз, — а не то он взорвется.

— Хорошо, хорошо. Расслабься.

Общение между Чазом и Медеей становилось все менее вербальным, и вскоре возня наверху приняла знакомый воинственный ритм. Но ревность Джои или отвращение скоро были вытеснены ее опасениями за свою жизнь. Чаз налегал все сильнее, и Джои ладонями и коленями подперла крестовины кроватной рамы. Опыт говорил ей, что эта стадия займет от десяти до двадцати минут, в зависимости от того, сколько вина выпил муж. Джои закрыла глаза и постаралась отрешиться от того, что происходило на расстоянии вытянутой руки. Ее план требовал трезвого расчета. Она дождется, пока Чаз окажется на грани кульминации, и выскочит, как чертик из табакерки; сигналом будет низкий волчий вой, который всегда предшествовал его эякуляции.

Летучая нестройная мелодия неслась с кровати и струилась по комнате — Медея мурлыкала, Чаз решительно хрюкал, изображая перкуссию.

«Интересно, это какая-то чудная тантрическая мантра, — думала Джои, — или просто фальшивое исполнение по-настоящему кошмарной песни?»

Внезапно ее муж прохрипел:

— Черт, почему я ничего не чувствую?

— А? — Мурлыканье оборвалось.

— Я сказал, что ни черта не чувствую! — яростно выпалил Чаз.

— Не смей останавливаться. Давай, давай, мой сладкий. — Кроватные пружины печально скрипнули, когда он слез.

Джои представления не имела, что пошло не так — уж если ее муж начал, только взрыв атомной бомбы не даст ему закончить.

— Я одеревенел, — пожаловался он.

— Ой, да все нормально. Давай, продолжай, — взмолилась Медея.