Купание в пруду под дождем

А теперь задайтесь вопросом: пока я составлял(а) свой вариант, что я чтил(а)? То есть на что полагался(-лась)? Как я «выбрал(а)» этот вариант?

Выполняя это упражнение, сам я о себе понял вот что: ум первым делом берется просто обустроить данные. Я обнаружил, что подыскиваю глагол, чтобы избежать страдательного залога – «Белые плетеные кресла расставлены среди…» А потому «белели» будет у меня краеугольным камнем предложения. «Белый» – это важно (контраст с обильной зеленью вокруг). Я зрительно представил себе эту сцену. «Белели плетеные кресла» – получается хорошо, такая фраза позволяет увидеть представленный в ней предмет. Итак: «Плетеные кресла белели…» А затем возник вопрос: что позволило креслам белеть? Я уж было собрался схватиться за это (они белели «среди зелени, ветвей, листвы и низко висевших усиков», но (1) это несколько больше того, что Бабель, кажется, собирался сказать, и (2) не укладывается оно; слишком хлопотливо (перебор слов), а прибытка мало. Картинка дается с трудом, а фраза перегружена. Лучше сокращать убытки и убираться из этой фразы, пусть читатель видит хотя бы просто БЕЛОЕ и ЗЕЛЕНОЕ.

Итого:

«Плетеные кресла белели в зелени».

Однако мой отклик на эту фразу: «Хм, о какой зелени речь?»

«Плетеные кресла белели, расставленные на густо заросшей аллее».

Хм-м. Не вполне.

О том, как эти кресла размещаются, нам ничего не известно (как неизвестно, сколько их там), но меня тянет написать что-то такое: «Три белых плетеных кресла, обращенных примерно в одну сторону, рассеянно смотрели в окружавшие их заросли, словно замышляя побег».

Такая фраза будет чужеродной в рассказе Бабеля, где это маленькое описание – часть более пространного пассажа, цель которого подчеркнуть, что персонаж – мальчишка из бедняцкой семьи – посещает дом богатого одноклассника, и его потрясает роскошь этого дома.

И вот тут мы добираемся до ключевой точки этого упражнения. Забудьте, что эта фраза взята из рассказа Бабеля, и вылепите ее наилучшим образом. Это новое предложение, просто само по себе, тут же начнет надиктовывать новый рассказ, то есть рассказ, в котором эта фраза будет осмысленна.

Иначе говоря, наш стиль (который мы нащупываем посредством радикального предпочтения, отыскивая, что для нас «весело», «круто» или «восторг») воплощается во фразе, а эта фраза несет в себе ДНК рассказа.

«Три белых плетеных кресла вглядывались в джунгли домашних растений, расставленных вокруг, – словно замышляли побег».

Если в раму этой картины вступит какой-нибудь человек и усядется в кресло, он окажется в мире, напитанном «жаждой побега». Это поможет нам решить, кто он, этот человек. Возможно, он желает сбежать, а может, он тот, кто сбежал только что. Но он не будет – уже не сможет быть – кем угодно. Он тот, кто вошел в рассказ, где витает мысль о побеге, а потому человек этот свободен уже не полностью.

Благодарности

Я бы хотел начать с благодарности Энди Уорду, переменившему мою жизнь и мое писательство своей тихой мудростью, дзэнской точностью и щедрым мировоззрением. И мне известно, что я лишь один из многих писателей, кого он вот так поддержал, кому своим неутомимым воодушевлением и заступничеством помог воплотить лучшую свою художественную самость.

Сердечная благодарность моя Эстер Ньюберг, моей агентессе и дорогой подруге – за ее веру в меня и за то, что она всегда представляет меня так же, как я представлял бы себя сам, но с бо́льшим задором, щедростью и воображением аж с 1992 года, что невероятно.

Спасибо и Бонни Томпсон, она – Майкл Джордан в корректуре, благодаря ей книга стала лучше очень много где и в чем.

Особенно благодарен я моей дорогой жене Поле и нашим дочерям Кейтлин и Алене, тому, как мы были и остаемся семьей, живя, разговаривая и мечтая так, словно между литературой и жизнью нет разницы, будто приверженность первой способна улучшить вторую.

За бесценную помощь, пока я писал эту книгу, спасибо: Вэлу Винокуру, Михаилу Иосселю, Джеффу Паркеру, Алине Паркер, Полине Барсковой, Любе Лапиной, Яне Тюльпановой и Валерию Минухину. Спасибо и Лисе Нолд – за переформулировку и дар той цитаты Эйнштейна; Джону Финку за историю о Фросте; Линде Бэрри – за ее посещение Сиракьюс много-много лет назад; Эрике Хэбер – за давний, потрясший меня визит на занятия, который я никогда не забуду и на который опирался в этой книге, особенно в очерке о Гоголе; Джонатану Ди – за то, что показал мне цитату из Кундеры, которую я привел в очерке о «Хозяине и работнике».

Я бы хотел поблагодарить и вот этих людей, кто за многие годы научил меня всему, что я знаю о писательстве и чтении: моих родителей (кто с самого начала выделял мне время на чтение и дал понять, что это жизненно важное занятие), Шери Линдблум, Джо Линдблума, Джея Джиллетта, Майкла О’Рурка, Ричарда Моузли, Шармазе́л Датт, Сью Парк, Дагласа Ангера, Тобайаса Вулффа, Дебру Трейсмен, моих учеников в Сиракьюс, а также из давних времен, Сестру Кэрол Муху и Сестру Линетт из школы Св. Дамиана в Оук-Форест, Иллинойс.