Купание в пруду под дождем

Что делало Василия Андреича таким мелким? (Что делает мелкими нас с вами?) Мелким он, как в итоге оказалось, не был. Он был беспредельным. У него был доступ к той же великой любви, какой есть у любых дорогих нашим сердцам духовных героев. Отчего же проводил он жизнь в тесной стране самовлюбленности? Что его оттуда выдернуло наконец? Правда. Василий Андреич понял, что его представления о себе — неправда. Все эти годы он был лишь частью себя. Он эту часть сотворил, продолжал ее подкреплять и оборонять — своими мыслями, гордыней, желанием выигрыша, — и это постоянно отделяло Василия Андреича от всего остального. И вот теперь та сущность угасла, а та, что осталась, увидела сбой и соединилась (воссоединилась) с великим окружающим не-Василием-Андреичем.

Если б можно было обратить этот процесс вспять (вернуть Василия Андреича к жизни, отогреть то тело, расплавить снег, сделать так, чтобы он забыл все, что узнал той ночью), мы бы увидели, как ум постепенно восстанавливает последовательность лжи: «Ты отделен», «Ты — пуп земли», «Ты прав», «Вперед, докажи, что ты превыше всех, что ты лучший».

И так он бы вновь целиком обернулся самим собой.

Вдогонку № 4

Не хотелось мне портить наше ликование по поводу «Хозяина и работника» в основном очерке о рассказе и придираться к тому, что меня в этом рассказе неизменно задевает.

Но теперь позвольте придраться.

В части VI мы наблюдаем, как Василий Андреич справляется с фактом своей возможной грядущей гибели. В части VII приходит черед Никиты.

Брошенный Василием Андреичем, Никита ненадолго напуган, однако молится и тут же утешается тем, что «останется в власти этого же хозяина, а что хозяин этот не обидит». Теряя сознание, он чувствует, что равно готов и ко сну, и к смерти.

К возможной своей гибели Никита относится легко, поскольку «чувствовал себя всегда в этой жизни в зависимости от главного хозяина, того, который послал его в эту жизнь». Что же до грехов его… ну, таким Господь его сделал. О Василии Андреиче Никита думает великодушно: «Тоже, я чай, сердечный, сам не рад, что поехал». А также: «От такого житья помирать не хочется».

Эта часть видится мне… слабее прочих. Менее интересной, менее прописанной. Никита кажется чересчур хорошим, таких не бывает. Эмоцию, какую пережил бы человек, подобный Никите, ожидая смерть, Толстой словно бы подавляет своим желанием вылепить нечто вроде идеального мужика-крестьянина. Никита не боится смерти, потому что вот такой он простой, самоотверженный и настоящий; его страхи утолены одной лишь мыслью о Боге. Это противопоставляет его Василию Андреичу, невротичному, сложному маловеру и устрашенному помещику.

Но, естественно, существовали мужики не простаки, мужики-неврастеники и, простые или нет, страшившиеся смерти, мужики, не верившие в Бога, потому что крестьяне, в конце концов, люди, а не «крестьяне». Иными словами, в Толстом, мне кажется, имелось кое-что и от того, в чем он уличает Василия Андреича: неспособность относиться к Никите как к полноценному человеку.

Перемотаем к последней части рассказа — десятой.

Отогретый Василием Андреичем, Никита выживает. Наутро его откопают, он удивлен, «что на том свете так же кричат мужики». Осознав, что все еще жив, Никита не счастлив, а «огорчен», особенно когда оказывается, что обморожены обе ноги.

В последнем абзаце мы перескакиваем на двадцать лет вперед. И, возможно, задумываемся: чем Никита занимался все эти двадцать лет, которые купил ему своей жертвой Василий Андреич?

Оказывается, не бог весть чем. Ну или все тем же.

Как та ночь изменила его? Да вроде никак.

Прямо перед смертью Никита просит у жены прощения и прощает ее за связь с бондарем, из чего следует, что раньше он этого не сделал, — двадцать лет назад, приковыляв домой из больницы с перебинтованными ступнями, преисполненный сострадания от поступка Василия Андреича, Никита не поступил правильно. Поскольку обратное нам не сказано, мы делаем вывод, что Никита продолжил жить как прежде — был добр с животными, время от времени нападал на женины одежки с топором и так далее.

Нам не рассказывают, как и что Никита думал о той безумной ночи в санях. Он не осмысляет ни трусость Василия Андреича, ни его преображение, не задается вопросами, почему хозяин поступил так или что с ним в конце случилось. Василий Андреич почувствовал, что они с Никитой слились воедино, а как же Никита? Да никак. Благодарным Василию Андреичу он тоже не кажется. Он о Василии Андреиче вроде и не думает вовсе.

Что… странно. Если человек отдает свою жизнь за другого человека, а спасенный об этом вообще не задумывается, не выказывает благодарности и вроде бы никак не меняется, это заставляет задуматься о ценности принесенной жертвы. А также заставляет задуматься о спасенном.

И о писателе.