Купавна

— Погодите, Владимир Иннокентьевич!.. Я поняла, что в свое время вам пришлось именно здесь, в Суздале, работать воспитателем в колонии девочек… Боже мой, его невероятно!

Агриппина Дмитриевна, будто задохнувшись, откинулась на спинку стула, прикрыла лицо дрожащими руками. Наверное, дрогнуло и сердце Клавдии Поликарповны. Она также поднесла руки к своему лицу, прижала пальцы к вискам, словно силилась вспомнить что-то свое, и вдруг, вспомнив, заторопилась в свою комнату. Тут же вернулась, держа в руках вместительную шкатулку из красного дерева. Подала ее Салыгину:

— Поищите, дорогой человек. Здесь кое-что имеется из золотых вещиц. Подарки мужа. А кое-что сама покупала, на зубы. Свои-то побаливают…

Она не успела до конца выразить свою мысль, а Владимир Иннокентьевич заглянуть в шкатулку.

— Слышите, в окно кто-то барабанит! — вскричала тетушка Ирма.

Клавдия Поликарповна ахнула и выронила шкатулку. Все, что было в ней, рассыпалось по полу. Мы оцепенели. Оживилась лишь одна тетушка Ирма, кинулась к двери на вновь раздавшийся настойчивый стук.

— Владимир Иннокентьевич!.. Ба, товарищ комиссар!

— Был таким, был, Микола… Дорогой мой!… — обнимал Салыгин Градова.

— Ого-го-го! — заливался тот на весь дом.

Одинаково рослые и видные, словно молодые парни, кружились они, то присматриваясь друг к другу, то отступая назад, то обнимаясь.

Вместе с Николаем Васильевичем в доме Колосковых появилась и Светлана Тарасовна. Их тоже захлестнула горячая радость встречи. И они кружились по комнате в обнимку. Только Клавдия Поликарповна да тетушка Ирма на некоторое время притихли, переглядываясь и кидая недоумевающий взгляд на пол.

— Стойте! — наконец, когда Клавдия Поликарповна подняла оказавшуюся у ее ног какую-то вещицу из шкатулки, крикнула тетушка Ирма. — Стойте, бегемоты, умереть бы мне завтра! Золото топчете!

Только после этого фамильные ценности приковали к себе всеобщее внимание. Особенно насторожился Николай Васильевич. В нем как бы сказалась профессиональная жилка.

— А что тут?.. Или какой курган раскопали?! — сверкнул он очками.

— Помогите собрать! — попросила гостей Клавдия Поликарповна.

Все мы помогали. Расползлись на корточках по полу. Вскоре на столе перед Клавдией Поликарповной образовалась горка всяких вещиц, она подозвала нас.

Мы дружно окружили Клавдию Поликарповну.

— Моя девочка! — обратилась она к Агриппине Дмитриевне. — Покойный Дмитрий Ираклиевич когда-то сказал мне, что мы с ним не вечны на земле, и если вам придется уходить из жизни, то надо уйти так, чтобы оставить людям добро. Это добро он видел в тебе. И потому сказал: «У нас нет своих детей. Давай сделаем жизнь этого ребенка счастливой». Ну так вот, если я когда-либо причинила тебе несчастье, в чем провинилась, ты прости меня…

— Что с тобой, мама?! — заволновалась Агриппина Дмитриевна.

— Все хорошо… Даже очень хорошо…

Клавдия Поликарповна, смахнув с глаз навернувшиеся слезы, устремила взгляд на Салыгина.

— А вас поблагодарить хочу. Спасибо, что появились в нашем доме.

— За что бы? — смущенно затеребил Салыгин свою бородку.

— Если та ваша бедная девочка решилась отдать государству какую-то свою драгоценность, то что мне, старухе, остается делать…

Клавдия Поликарповна протянула руки к столу и отодвинула от себя горку фамильных ценностей.

— Пусть это будет от всех нас, всех Колосковых… От Дмитрия Ираклиевича, от меня и нашей с ним девочки… И от ее тетушки Ирмы… Передайте это государству… Только смотрите не потеряйте… Завтра же передайте… Принесите нашей Пиночке счастье и деткам ее… Аленьке и Петруше…

Кого бы не тронул такой поворот?! И у меня запершило в горле. Мне стало стыдно за себя. Тягостное чувство моей ошибочной несправедливости придавило меня: только-только, когда в окнах этого дома зажегся свет, я подумал о нем, как о гиблом месте! И вот… Мне бы искупить дурные мысли, упасть бы на колени перед Клавдией Поликарповной! Может быть, я так бы и поступил, но вдруг хлопнула дверь, на пороге появилась Мария Осиповна Огородникова.

Салыгин метнулся к ней.

— Извини, карась-путешественник! — встретила она его, не обращая на всех остальных внимания. — По делу своему задержалась. Вот принесла, смотри. Не влюбись только, покой потеряешь. А не то, возврати по-честному.

— То, то!.. То самое! — не просто воскликнул, а вскричал Салыгин, глянув на поданный ему предмет.

Да, это был утерянный им медальон. Раскрыв его, Владимир Иннокентьевич продолжал торжествовать, обнимая Марию Осиповну:

— Спасибо, чертушка!.. И фотография целехонька. Какой удивительный случай! Право, ожил я… Непостижимо!

И от внезапной радости человек может потерять силы. Точно так было и с Владимиром Иннокентьевичем. Я вовремя успел заметить это и поспешил подать ему стул.

Салыгин присел, оглядывая нас такими глазами, будто хотел сказать: видите, я не запятнал свою совесть, хотя такое и стоило мне инфаркта!

И Градов стал неузнаваем, весь побледнел, взглянув на медальон. Сумел только прошептать:

— Регинушка!.. Купавна…