Мужчина наполнил стакан до краев, опрокинул его в рот и закусил зеленым луком. Потом стал что-то бормотать под нос, время от времени посматривая на девушку.
— Интересно, все финки такие черствые и холодные, как ты? Русские шлюхи, потрахавшись, тут же начинают пердеть. Но я уверен, что ты не такая.
Допив коньяк, принесенный из ресторана, мужчина тяжело вздохнул, показал на бутылку без этикетки и продолжил хриплым голосом:
— Голова раскалывается. Придется, пожалуй, выпить и эту.
Девушка вышла в коридор. Поезд, равномерно стуча колесами, бежал вперед. У самой дороги на крыше полуразвалившегося дома стоял старик и сбрасывал снег на землю. Позади дома извивался ржавый ручей, пересекая всю белоснежную равнину и пропадая где-то в тени вековечного леса. Вскоре массивный лес поглотил всё вокруг. В другом конце вагона кто-то отчаянно рвал на части гармонь. Стук колес и славянские мелодии укачали девушку, она погрузилась в умиротворенное забытье. Зимний пейзаж она превратила в летний: лимонно-желтый луг, синеватая граница леса, румяные в свете закатного солнца стволы берез, темные, прохладные тени полей и маленькое курчавое облако в вышине.
В конце концов девушка неохотно вернулась к двери купе и осторожно приоткрыла ее. Мужчина трупом лежал на своей полке.
Девушка тихонько прошла к своему месту и присела на край. Воздух в купе был влажным, испарения от частого заваривания чая сделали его плотным и гнетущим. Изо рта мужчины вытекла плотная струйка слюны. Его лицо казалось таким спокойным, словно бы он только что выпустил из себя печаль, что томила его всю жизнь. Девушка разделась и легла на полку, с которой уже сроднилась. Она думала о Митьке, как он разрезает яблоко ножом с костяной ручкой и протягивает ей половину. Митька, пахнущий хозяйственным мылом и травой. Митька, инертный и ленивый, но отличный пловец и чемпион по шахматам в родной школе.
День растворился в вечерних сумерках. Ночь сквозь темноту заиндевела на окне синим рассветом. Желтая луна смела с небосклона последнюю яркую звезду, расчищая путь горячему солнцу. Дневной свет медленно расползался по Сибири. Мужчина в синих тренировочных штанах и белой майке отжимался в поте лица между двух полок, сонные глаза, сухой смердящий рот, густой, вязкий запах ночи в купе, наглухо заклеенное окно, тихие стаканы на столе, молчаливые крошки на полу. Впереди был новый день, его ржавые, покрытые инеем березы, сосновые леса, в которых бродят дикие животные, волны свежего снега на открытых просторах, белые вытянутые поношенные кальсоны, вялые пенисы, мочалки, щетки, тапки, широкие фланелевые ночные рубашки в цветочек, шерстяные носки, шали, зубные щетки с растопыренной щетиной. Ночь проносится сквозь темноту, превращаясь в утренние сумерки, строгая очередь в святилище туалета, сухое умывание посреди вони, мочи, мокроты, стыдливых взглядов, неловких движений, в окнах тени от пышущих паром чайных стаканов, большие кубики сахара, легкие, как бумага, алюминиевые чайные ложечки, черный хлеб, сыр «Виола», порезанные ломтиками помидоры и лук, жареная цыплячья грудка, баночка хрена, сваренные вкрутую яйца, соленые огурцы, банка майонеза, рыбные консервы и молдавский зеленый горошек.
Сумерки уступают место новому дню, снег поднимается над землей и вьется по стволам деревьев, в кронах тлеет тишина, ястреб сидит на коленях у бирюзового облака и смотрит на извивающийся червем поезд.
Сначала рельсы петляли, и вагон сильно раскачивался из стороны в сторону, потом послышался скрежет торможения, словно кто-то провел стеклом по металлу, и вот уже поезд останавливается на вокзале главного города Сибири — Иркутска. Здесь он простоит два дня.
Вокзальное здание цвета охры, но с белыми углами, гордо возвышалось на том же месте, что и прежде. Перед ним стоял начальник вокзала и безучастно смотрел на только что прибывший поезд. Девушка повернулась на другой бок, и ее тут же охватили отрывочные мысли и смутные воспоминания о людях, которых она не видела больше десяти лет. Проснулась она мокрой от пота.
Мужчина посмотрел на нее с участием, и девушке это было приятно.
— Душа человека — потемки, — еле слышно произнес мужчина. — Но оставим душу в покое. Мы отправляемся в лес! В продуктовый лес!
Девушка быстро собралась, мужчина же одевался медленно и с достоинством. Он надел старый зеленый пиджак и чинно застегнул его на все пуговицы, после чего щегольски зачесал волосы назад. Затем достал из-под кровати ботинки с обрезным голенищем и пушной оторочкой.
На заснеженном перроне их встретил легкий весенний морозец, беззвучно падающие снежинки и виляющий хвостом дряхлый пес с тяжелой костью в зубах.
В здании вокзала было тепло, но воздух казался слишком сухим. Из угла в угол бродили унылые пассажиры, на скамейках сидели люди в тяжелых зимних пальто и тихо переговаривались. В другом конце зала находилось кафе, стену которого украшало круглое окно. Сквозь него в комнату, наполненную самоварным паром, по капле пробивался зимний свет.