Купе смертников

Себастьян Жапризо КУПЕ СМЕРТНИКОВ

Как все это началось

Поезд прибыл из Марселя.

Это был, как говорил железнодорожный служащий, в обязанности которого входил осмотр коридоров и опустевших купе, «Фокеец[1] — 7.50, после которого можно и перекусить». До него прибыл «Аннеси — 7.35», где на этот раз он обнаружил два пальто, зонтик и протечку в отоплении. Наклонившись над расколотой гайкой рычага, он через оконное стекло увидел, что «Фокеец» остановился напротив, на той же платформе.

В это субботнее утро начала октября воздух был на редкость холодным и прозрачным. Пассажиры, возвращающиеся с Юга, где на пляжах было еще полно купающихся, удивлялись, что вместе со словами приветствия изо рта у них вырывается белое облачко пара.

Служащему, проверявшему вагоны, было сорок три года, звали его Пьер, товарищи же прозвали его Малыш, он придерживался крайне левых взглядов, мысли его были заняты забастовкой, которая должна была начаться на будущей неделе, но сейчас, поскольку все шло как и положено холодным субботним утром в 7 часов 53 минуты на Лионском вокзале и он почувствовал, что проголодался, ему захотелось выпить чашку хорошего кофе.

Вагоны должны были простоять здесь не меньше получаса, и потому, выйдя из «Аннеси», он решил выпить кофе, прежде чем примется за «Фокейца». В 7 часов 56 минут, держа в руках дымящуюся желтую чашку с красной каемкой и сдвинув на затылок синюю форменную фуражку, он уже горячо обсуждал с близоруким контролером и чернорабочим-североафриканцем вопрос о том, насколько эффективной может быть забастовка, начатая в среду, в тот самый день недели, когда никто, ну буквально никто никуда не ездит поездом.

Он говорил неспешно, спокойно, утверждал, что такие вот кратковременные забастовки — это нечто вроде рекламы; главное — привлечь общественное внимание. Собеседники признавали его правоту. С ним вообще легко соглашались. Он был высоким, неторопливым, с медлительной речью и такими же медлительными жестами, с большими спокойными глазами, из-за которых лицо его казалось удивительно молодым. Он пользовался репутацией человека, которого не испугаешь, даже если нападешь на него из-за угла, в общем, крепкого парня.

В 8 часов 05 минут он уже обходил коридоры «Фокейца», открывал и закрывал застекленные двери.

В четвертом вагоне второго класса, в третьем купе, если считать с конца, он нашел позабытую там желто-черную косынку. Развернув ее, он увидел, что на ней изображена бухта Ниццы, вспомнил Ниццу, Английскую набережную, Казино, маленькое кафе в квартале Сен-Рош. В Ницце он побывал дважды: в двенадцать лет в летнем лагере и в двадцать, во время свадебного путешествия.

Ницца.

В следующем купе он обнаружил труп.

Хотя он регулярно засыпал в кино еще до начала детективного фильма, он сразу понял, что перед ним труп. Женщина лежала поперек нижней полки, справа от входа, ноги как-то странно свисали под полку, так что ступней не было видно, в открытых глазах отражался дневной свет. Одежда ее, темный строгий костюм и белая кофточка, были в беспорядке, но не более, как ему показалось, чем у любой пассажирки, которая, уже одетая, прилегла бы ненадолго отдохнуть в вагоне второго класса. Ее левая рука с резко выступающими суставами пальцев вцепилась в край полки, ладонь правой руки упиралась в тонкий матрас, все тело, казалось, застыло в ту самую минуту, когда она попыталась подняться. Юбка костюма слегка задралась, так что образовались три складки. Черная лодочка с очень тонким каблуком валялась на соскользнувшем на пол сером скомканном казенном одеяле.

Железнодорожный служащий выругался в сердцах и целых двенадцать секунд смотрел на покойницу. На тринадцатой секунде он перевел взгляд на опущенную на окне штору. На четырнадцатой секунде посмотрел на часы.

Было 8 часов 20 минут. Он снова выругался, подумал о том, кому следует сообщить об этом, и на всякий случай поискал в кармане ключ, чтобы запереть купе.

Через пятьдесят минут, когда штору подняли и луч солнца осветил колени лежавшей женщины, в купе затрещали вспышки фотографа из отдела криминалистики.

Женщина была молодой, черноволосой, довольно высокой, худощавой и миловидной. На шее, чуть выше выреза кофточки, были отчетливо видны следы: нижний след представлял собой цепочку примыкающих друг к другу маленьких круглых пятнышек, второй, повыше, был глубоким и плоским, по обеим его сторонам вспухли черноватые полоски. Указав на них пальцем, врач бесстрастным тоном заметил, обращаясь к присутствующим, что тут, на коже, не совсем обычные фиолетовые пятна, чернота эта, скорее всего, говорит о том, что убийца воспользовался грязным поясом.