Купе Воркута – Адлер

Ира улыбнулась в ответ. От этого человека исходил такой тёплый, умиротворяющий свет, что казалось — это её собственный дедушка, которого Ира совсем не помнила.

Наверху раздались шорохи и вдруг показалась помятая физиономия Бориса. Он, нисколько не заботясь о тишине, радостно пробасил:

— Доброго утречка, друзья. Уже чай пьете? Я вот сейчас спущусь и угощу всех вкуснейшим печеньем.

Потом тихо и незаметно спустился и Антон, и хотел уже проскользнуть в коридор, но Борис не оставил ему шансов.

— Антоха, давай тоже присоединяйся. Вот чай, у меня и кофе есть. Будешь кофе?

Парень застенчиво согласился на чай и ушёл за кипятком.

Мерный стук колёс потихоньку сменил утро на день, затем день на вечер. На станциях выходили подышать свежим воздухом. Погода сильно изменилась, с каждым километром всё больше теплело, южное солнце дважды прорывалось сквозь тучи. Но все же зима давала о себе знать промозглым ветром.

Отрадо-Кубанская

Последний вечер их маленького путешествия Борис провозгласил праздничным. Он, не обращая внимания на протесты попутчиков, заказал в вагоне ресторане ужин на всех, и откуда-то извлёк красивую пузатую бутылку с коньяком.

Ира и Антон отнекивались до последнего, а Аркадий Ильич лукаво улыбался.

— Борис, что же вы спаиваете двух подростков и одного старика.

— Я не подросток! — обиженно буркнул Антон с верхней полки. — Мне исполнилось двадцать.

— Простите, Антон, конечно же вы уже не подросток. Позвольте полюбопытствовать, вы едете в Сочи отдыхать?

Антон на секунду замешкался и вдруг выпалил:

— Это путешествие в один конец. Суицид.

И тут же пожалел о своей болтливости: Борис так и застыл с рюмкой у губ; Ира, не скрывая изумления, вытаращила на него глаза; а Аркадий Ильич внимательно на него смотрел, явно ожидая продолжения.

Но Антон уже и так ляпнул лишнего, за что корил себя. Он поспешил принять невозмутимый вид и спросил у Бориса:

— А вы зачем? По работе?

Борис опомнился, донес-таки рюмку до рта, выпил и закусил аппетитным кусочком мяса.

— Я в командировку. Но вообще-то знаете… Мне так хочется с кем-то поделиться. Раз уж мы тут так откровенны, — он покосился на Антона. — Я познакомился с женщиной и вот… Решил тряхнуть стариной, вы понимаете?

Из всех присутствующих понимал, похоже, только Аркадий Ильич. Он закивал и сказал:

— Курортный роман? Устали от семейной жизни? Понимаю, понимаю. А вы смотрели фильм “Любовь и голуби”, Борис?

— Да смотрел конечно. Только там фильм, а тут… Все оказалось не так-то просто. Еду и думаю теперь об этой курице и футболке. — Он с досадой отодвинул от себя тарелку и вздохнул.

Повисла пауза. Ира уткнулась в телефон, делая вид, что не слышала последнего разговора. Она думала с ужасом, что парень, который едет рядом, хочет покончить с жизнью. Ей было его жутко жаль. Но еще было жутко любопытно взглянуть на него поближе. Ира никогда еще не видела так близко самоубийцу, пусть и будущего.

Антон, наоборот, с каким-то вызовом рассматривал девушку почти в упор. После своего громкого заявления, он почувствовал, что больше не стесняется и не боится. Ему хотелось поговорить с ней, расспросить о том, зачем она едет к незнакомцу, который её уже обижает?

Но Ира не смотрела на него, и он не решался её окликнуть.

Тишина в купе затянулась.

Где-то за стеной забренчали на гитаре и послышались молодые голоса: “Я помню белые обои, черную посуду…”.

Акадий Ильич вдруг откашлялся и все повернулись к нему. Он явно готовился к речи.

— Раз уж мы тут так откровенничаем, как сказал Борис, я тоже расскажу вам свою историю.

Интересная у нас подобралась компания, вы не находите? У каждого свой путь и своя цель на юге. — Он пристально посмотрел на Антона. — У кого-то очень радикальная цель. А у кого-то, — теплая улыбка Ире, — весьма авантюрная.

Моя цель не такая весёлая, как у вас, Борис, но тоже очень важная для меня.

Видите ли, моя супруга, Анна Михайловна, она была чудесная, замечательная женщина. За пятьдесят пять лет нашей совместной жизни, столько раз удивляла меня! Она была творческим человеком, художник, знаете ли. Писала пейзажи. И любимым местом её было побережье Краснодарского края.

Столько любви и радости было в моей Анечке! Дети и внуки, друзья и просто посторонние люди называли её Лучиком. Она светилась изнутри, а мне оставалось только греться, да подбрасывать дровишки.

Борис перебил его:

— Вы были женаты больше полувека?!

— Да, друг мой. Больше полувека… — эхом отозвался Аркадий Ильич. Он, казалось, погрузился в приятные воспоминания. — Мы познакомились еще в школе, да так и стали друг для друга единственными на всю жизнь. Много всего мы пережили вместе и хорошего, и тяжёлого. Похоронили нашего второго сына в младенчестве, вырастили еще четверых, построили дом. А сколько фруктовых деревьев мы посадили вместе! — Он улыбнулся. — Ну об этом я могу рассказывать сутки. Мы прожили долгую, счастливую жизнь… Но вот моя Анечка ушла и оставила меня завершать дела. И попросила, всенепременно, развеять её прах над Чёрным морем.