Я сбежал из-под неусыпного надзора моих строгих детей, — старичок хитро усмехнулся, — Чего мне это стоило! Но вот, я здесь. Выполню последнюю волю Анны Михайловны, и назад, домой. Там меня правнуки ждут.
Аркадий Ильич замолчал. Никто не решался нарушить хрупкое теплое безмолвие в купе.
Борис первым не выдержал. Он молча встал и стал собирать вещи с верхней полки в свою маленькую сумочку. Затем снова сел рядом с Аркадием и пробасил:
— Спасибо вам, добрый человек. Было очень приятно с вами познакомиться. И с вами, ребята. — Он обратился к Антону и Ире, притихшим на соседней койке. — Я сойду, на следующей остановке. Мне домой надо, в Воркуту. И на вашем месте я бы крепко подумал, так ли вам нужен этот Адлер?
Поезд тихонько замедлил ход. Замелькали огни Армавира. Борис горячо пожал руки Антону и Аркадию Ильичу, отсалютовал Ире и, не оглядываясь, вышел.
Ира решила убрать со стола, все равно никто уже не собирался есть. Она задумчиво покрутила в руках почти полную бутылку коньяка и нерешительно поставила её под стол. Аркадий Ильич, как ни в чём не бывало весело сказал:
— Может кто-то хочет чайку?
Антон задумчиво смотрел в окно на маленький вокзал. Он вдруг повернулся и весело сказал:
— А давайте чайку! Я сейчас принесу.
Они пили чай и болтали о всяких мелочах. Аркадий Ильич очень интересно рассказывал о своей научной работе. Антон рассказывал о своём хобби, они с другом снимали любительские социальные ролики для всяких народных движений. Он попросил у Аркадия разрешения снять фильм по его рассказу, на что тот благодушно согласился.
Они обменялись телефонами. Ира смотрела на Антона с нескрываемой радостью. Снять фильм? Значит он передумал… И вдруг, Антон, тихо сказал:
— Ира, если хочешь, я вышлю и тебе ссылку на видео. Как тебя найти?
Девушка кокетливо улыбнулась, но тут вспомнила, куда едет она сама… Представила себе истеричный крик Дениса. Представила, как будет оправдываться перед ним за очередной проступок, которого не совершала. И сразу погрустнела.
Аркадий Ильич пожелал всем спокойной ночи и откланялся. Он лёг на свое место и делал вид, что ему очень захотелось спать, исподтишка поглядывая на молодежь.
А Антон и Ира сидели на нижней полке и не могли наговориться. Они болтали обо всём сразу. Об учёбе, знакомых и музыке, о природе человеческих инстинктов и последних открытиях человечества. Потом они осмелели настолько, что решили обсудить историю Бориса и Аркадия Ильича. Антон что-то с жаром рассказывал Ире, а она охала и округляла глаза. Последнее, что слышал старик перед сном, это шёпот Антона:
— И я понял, ради чего стоит жить…
Адлер
Аркадий Ильич проснулся оттого, что кто-то мягко тронул его за плечо.
— Адлер через двадцать минут.
Проводница убедилась, что он проснулся и вышла. Старик медленно сел и включил свет. Купе пустовало. Аккуратно сложенное белье на верхней полке, никаких вещей. Никакого намека на то, что его попутчики были здесь. Безликое купе, одно из десятков и сотен маленьких домиков, снующих туда-суда по просторам огромной страны.
Вот домик наполняется жизнью, бытом, историями. Вот он мчит куда-то при свете солнца и под бликами луны. А потом снова пустеет, чтобы подготовиться к новому циклу.
На столике, под бутылкой, обнаружился белый листок, наспех вырванный из блокнота.
“Аркадий Ильич, миленький!
Мы сошли в Лазаревской, потому что никогда там не были. Простите, что не попрощались, было неловко вас будить. Спасибо вам за самый важный урок в жизни. Вы своим простым рассказом изменили две жизни.
Ира и Антон.”
Поезд в последний раз стал тормозить. Аркадий Ильич собрал вещи, оделся и бережно вытащил из-под сиденья чёрный кожаный кейс. Взял сумку с гостинцами от женщины из Воркуты и оглядел на прощание купе. Тихонько пробормотал:
— Ну вот, Анна Михайловна, хорошая у нас выдалась поездка. Сейчас позвоню Егору и передам посылочку. А может добрый человек согласится нас подвезти. — Он еще раз перечитал записку и улыбнулся в пространство.
— Сдается мне, Анечка, что мы изменили не две жизни, а три.
Поезд дернулся и остановился. Аркадий Ильич неспеша вышел и смешался с толпой заспанных пассажиров, чтобы навсегда раствориться в потоке людских судеб.