Купеческая дочь замуж не желает

— Это девчонки Транир и их кузина воду мутят! Нацелились они тут на барона Шефира молодого, окрутить его хотят, вот и боятся, что наша Маринеллочка им сто очков вперед даст! Хоть так, да напакостить! Больно уж много потакает им барон Транир! Ещё и эта их племянница из столицы! Там не могли жениха ей найти, род — то сильно обеднел, вот сюда прислали, может, в провинции кого побогаче найдут!

Мне это было слушать не слишком интересно, единственно, было забавно, что так быстро бароны приняли нас близкой родней и я теперь «наша Маринеллочка». Но, истины ради, должна сказать, что эта пара с самого начала отнеслась ко мне хорошо, не подозревая о нашем родстве. Ой, точно вот буду окружена тетушкиной любовью!

Уезжали мы домой, взяв с хозяев обещание, что они непременно приедут к нам в имение через два дня с визитом и на обед.

Глава тридцать четвертая

Что за отчаянные крики,

И гам, и трепетанье крыл?

Кто этот гвалт безумно дикий

Так неуместно возбудил?

Ручных гусей и уток стая

Летит — куда, сама не зная,

И как шальная голосит.

Огород — это место, где семечко становится овощем, саженец — деревом, а человек — раком…

Уже по дороге, на спуске в долину, почти на границе моих владений и Зелёных Холмов, Милаш занервничал, стал часто оглядываться и дал команду кучеру на движение быстрой рысью. Расслабился он только когда мы подъехали почти к Каменке. Вот, заодно и в камеломню заедем, давно не были.

В каменоломне работа кипела — к мельнице подвозились телегами известняковые глыбы, готовилась известковая мука, грохотала дробилка, готовя небольшие камни известняка, камнетесы вытесывали плотные плиты для дорожного покрытия и для строительства.

Заметив нашу коляску, к нам подошёл мощный старшина каменоломни Виран, покрытый каменной пылью, поздоровался.

— Как у вас тут дела пошли, Виран? Есть какие — нибудь проблемы, просьбы? Жалование устраивает, не задерживают?

— Нет, лэрина, не задерживают, да и грех жаловаться, старый — то барон много меньше платил. Да и так вы хорошо помогли в деревне — и коней и плуги дали, чтобы люди свои наделы вспахали и семян тоже дали. Теперь — то и не голодно уж стало. А кто приезжает к нам за камнем али за известью, так мы сначала к Димару отправляем, пусть они оплатят, бумажку привезут, а я им отдаю.

Я все записываю, а Димар приезжает, сверяет. Вначале — то мало покупателей было, а сейчас прознал народишко, что снова каменоломня работает, вот и потянулись. Следующая каменоломня далеко от нас только. Вот с округа к нам и едут.

Это верно, Димар докладывал, что появились покупатели на наш камень. И верно, давала я семенной картофель и зерно. Это из того, что было в местных складах. Все равно мы сажали те семена, что закупила в столице.

Смотрела я на плиты и мелькнула у меня мысль.

— Скажи, Виран, а карьеров с песком поблизости ты не знаешь?

— Ну почему не знаю? Вот небольшой у нас неподалеку есть. А побольше, так на повороте к Горицам, недалеко от дороги. Там даже и брали с него песок, ну и у нас, но немного, кому там по дому надо малость.

Поговорив ещё немного и напомнив, если что, чтобы сразу обращался ко мне или Димару, мы отправились домой.

Только дома, в имении Милаш объяснил причину своего беспокойства.

— Не могу сказать точно, но появилось у меня ощущение, что наблюдают за нами. А место там не очень хорошее, вот и приказал, чтобы проехать быстрее.

Пришлось рассказать отцу историю моего противостояния с тем купцом и о нападении на рыбаков.

— А как зовут того купца? Я его через купеческую гильдию достану, нашел с кем бодаться! Да я его по миру пущу!

Отец не на шутку рассвирепел. Я лишь беспомощно пожала плечами, ну не знаю я имени этого купца! Не представился он мне. Зато, оказывается, знал Милаш. И они с отцом ушли, переговариваясь о чем — то.

Иртэн

Он сидел в дедовом, а ныне своем собственном кабинете и пытался разобраться в хитросплетениях хозяйственных бумаг. Поначалу вообще никак не шло понимание, что там написано и что к чему относится. К тому же отношения с управляющим постепенно стали ухудшаться. Старческое упрямство Герана, его непоколебимая святая уверенность в собственном правильном мнении и активное нежелание прислушиваться и присматриваться к чему — то новому стали изрядно раздражать молодого барона. Взять хотя бы его подозрительность по отношению к их молодой соседке.