Купеческий сын и живые мертвецы (СИ)

Иванушка услышал, как наверху тревожно замяукал Эрик: котофею тоже явно пришлось не по душе то, что он увидел. Однако абрис кошачьей головы от края колодца не пропал: Рыжий никуда не ушел — ждал, что будет происходить дальше с его хозяином.

— Дедуля, — прошептал Иванушка едва слышно, — да кем же ты был на самом деле?..

И тут же сам себя одернул: почему это — был? Вот он, его дед, здесь и сейчас — не был, а есть! И рука его медленно разжимается, изгибается в предпоследнем локте и простирается прямо к внуку Ванятке!

Непроизвольно Иванушка дернулся, пытаясь увернуться — но только ударился спиной о каменную стену колодца. А затем — рука его деда намертво вцепилась в ворот Иванушкиной рубахи — промокшей насквозь, но остававшейся весьма прочной. По крайней мере, когда купеческий сын дернулся во второй раз, нитки в вороте затрещали — однако не порвались. И — рука деда потянула его вверх.

3

Зина ожидала чего угодно: что возле ворот Духовского погоста будут снова толпиться умирашки, что они вырвались наружу, даже — что они уже бредут в сторон домов на Губернской улице. Но — всё оказалось совсем не так. В розоватом предзакатном свете поповская дочка узрела возле ворот лишь одну фигуру — женскую. И эта однорукая (кукла) женщина была облачена в шелковое платье лазоревого цвета.

Зина споткнулась на бегу и упала, едва успев выставить перед собой руки. Если б ни это, она точно пропахала бы носом грунтовую дорогу перед воротами. При падении поповская дочка содрала кожу на обеих ладонях, и левая её рука мгновенно отозвалась саднящей болью. Зато правая рука вообще не дала о себе знать. Зина поняла, и эту руку поранила, вот только совершенно не ощутила полученной раны.

Кукла с раздавленной головой упала наземь, так что её лазоревое платье расплескалось наподобие крыльев бабочки-махаона. Вывалилась у Зины из полмышки и кукла — добрый молодец, изображавшая Ванечку. И — эта вторая кукла, мокрая насквозь, осталась лежать там, где и упала. В отличие от лазоревой.

Однорукая, с раздавленной головой, кукла в шелковом плате начала вдруг дергаться, как припадочная баба из соседнего с Зининым дома. А потом — перекатилась на бок, на живот и снова на спину. Повторила это еще раз. И еще. И таким вот манером — крутясь быстро и беспрерывно — устремилась к чугунным воротам.

Зина даже не попробовала встать, погнаться за жуткой игрушкой и остановить её. Девушке это даже в голову не пришло. Лежа на грунтовой дороге, поповская дочка только лишь следила, не отрываясь, за перемещением лазоревой. Точнее — за перемещениями обеих тварей в лазоревых платьях. Поскольку большая тоже не осталась на месте — заковыляла навстречу своей кукольной копии.

И, когда они обе очутились возле чугунных створок ворот, кукла с раздавленной головой подскочила вверх — словно её подбросила пружина. А её большая копия просунула голову между чугунными прутьями и раззявила рот.

Только тут Зина уловила разницу между двумя однорукими тварями. В отличие от маленькой, большая имела лик совсем даже не кукольный. У неё лицо было вполне человеческим, хотя и лишенным всяческих признаков жизни. И черты этого лица были поповской дочке прекрасно знакомы. Да что там: она знала их лучше, чем чьи-либо еще на всем свете! У большой твари было лицо самой Зины.

Поповская дочка хотела закричать — криком развеять наваждение. Но внезапно ощутила, что её рот наполнила слюна — как если бы девушка увидела свежайший фрукт на дереве и ей загорелось во что бы то ни стало его испробовать. А в следующий миг кукла с раздавленной головой влетела, словно бабочка в сачок, в раскрытый рот Зининой двойницы, который тут же и захлопнулся.

Секунду или две Зина не могла дышать — как если бы подавилась громадным куском полусырого мяса. Но затем, собрав все свои силы, поповская дочка сделала глотательное движение — и комок проскочил из её горла дальше, вниз. А её двойница в лазоревом платье высунула кончик языка, облизнула губы, поглядела из-за ворот прямо в глаза поповской дочке — и улыбнулась ей.

Вот тут-то Зина и закричала.

4

Коричневая эфиопская рука тянула Иванушку вверх — то и дело ударяясь многочисленными локтями о стенки колодца. И при каждом таком ударе купеческого сына мотало взад-вперед, как если бы он снова стал Ваняткой на белой лошадке. Сама коричневая рука при этом словно бы укорачивалась. И до Иванушки долетали сухие, щелкающие звуки — которые он слышал, даже невзирая на свои раскачивания в колодце. Купеческий сын решил: каждый щелчок означает, что очередной локоть длиннющей руки втягивается обратно — в мертвое тело Кузьмы Петровича.

От этой мысли у Иванушки разом заныли все зубы. Но — мысль эта явно была верной. Он по-прежнему видел над колодцем согбенную тень. А деду нужно было куда-то девать свою руку, поднимающую внука, чтобы не сходить с места.