Купель Императрицы

Сон был чутким и рваным, я тонул в нем и вздрагивая выныривал. В голове кружились мысли о чудесном избавлении от смерти, и о пожизненном, безымянном заточении неизвестно где. Смешанные чувства не давали покоя. Из кают-компании доносился приглушенный, низкий бой часов, одним ударом отмерявших каждую четверть и боем отсчитывавших полное число часа. Пробило одиннадцать. Впереди был еще целый день. Хотя, что значит день в каземате без окон? Я открыл глаза: келья, как окрестил отведенную мне комнату Харон, не казалась мне уютной, но и не вызывала отторжения (не царские покои, конечно, но вполне пригодная для жизни), – белёные стены и древняя, но крепкая мебель: деревянная кровать с высоким резным изголовьем, прикроватная тумбочка с ночником, стул подле стола с тремя выдвижными ящиками, платяной шкаф, торшер и кресло-качалка подле него. В келье не было ни единой полки, но в стенах имелись ниши, которым, вероятно, надлежало заполниться аллегориями моего внутреннего мира, в виде книг и прочих носителей моих интересов. Одежда, выданная Хароном и прибывшая (с его слов) накануне моего перевода, пришлась мне в пору. Облаченный в нее, я лежал на свежезастеленной кровати поверх покрывала. После третьей четверти двенадцатого я поднялся и вышел в кают-компанию.

Верхний свет был потушен. Горел лишь ночник в красном абажуре на столике с телеграфом. На телеграфной ленте был отпечатан текст: «Парень в пути». Речь несомненно шла обо мне. На корабельном штурвале и колоколе над столом, тисненными по дереву и металлу буквами читалось слово «Фортуна». Стены, как я заметил только теперь, не были окрашены, но отделаны плотным шелковым штофом, с некрупным и размноженным узором, изображающим Георгия Победоносца, повергающего копьем змея. Часы кают-компании начали отсчитывать полдень, когда откуда-то сверху послышался негромкий, но тяжелый удар, словно соседи этажом выше уронили громоздкий шкаф, и только толстый ковер приглушил его падение. Я прислушался, но никаких иных звуков не последовало.

– Не спится? – раздался голос Харона, и зажегся верхний свет. – Вот и мне. Ты проголодался, поди? Идем. Где удобства ты уже знаешь. Покажу кухню и остальные помещения.

Удобства, с которыми Харон ознакомил меня ранее, включали в себя душ, раковину, нужник, дневную и ультрафиолетовую лампы, и мини-прачечную из двух стиральных машин и сушилки. Из кают-компании вел длинный коридор, упиравшийся в очень необычную дверь, достойную отдельного упоминания. А по обе стороны коридора, влево и вправо, имелось несколько ходков, два из которых вели в наши кельи, а другие: в санузел, он же – те самые удобства; на склад, заставленный стеллажами, с хранящимися на них запасами постельного белья, полотенец, бытовой химии и различных туалетных принадлежностей; на кухню; и в настоящую операционную, с операционным столом и бестеневой лампой, с зубоврачебным креслом, с плакатами доврачебной помощи в случае травмирования, с кроватью за ширмой и со шкафами, полными различных лекарств и медицинских материалов. По словам моего наставника: врач появляется один раз в три месяца, для проведения, так сказать, медосмотра, или по вызову – когда вопрос касается жизни и смерти. Он также порекомендовал заботиться о зубах, потому что, несмотря на имеющееся оборудование, никто на самом деле их лечением заниматься не будет, и больные зубы попросту удаляют.

– А ты это слышал? – спросил я, когда после подробной экскурсии мы направились на кухню.

– Что? – не оборачиваясь, спросил Харон.

– Над нами. Недавно. Удар какой-то, что ли.

– Ах это… – Харон отмахнулся. – Мы тут как в погребе, Парень. А еще точнее – как в копях. Но как ни назови – без вентиляции никуда. Есть приточная шахта и есть вытяжная.

Харон открыл дверь кухни и пропустил меня вперед. Такому богатству кухонных комбайнов и утвари позавидовал бы любой шеф-повар. Ее описание могло бы занять не одну страницу. Скажу только, что все необходимое и самое важное на кухне точно имелось: плита, раковина, столы и громадный двухдверный холодильник; настенные шкафы изобиловали запасами сыпучей и мучной провизии, специями, чаем и кофе; ящики и мешки теснились овощами и фруктами; морозильную половину холодильника заполняли мясо, птица и рыба, а перечисление содержимого другой его половины потребовало бы еще одной страницы.

– Вот, значит, – продолжал Харон, – по шахтам до нас и долетает отголосок полуденного выстрела – пушка с Нарышкина бастиона. Я тоже немало удивился, когда впервые услышал. Правда, только на третий год службы, так сказать.

– То есть, – меня осенила догадка, – мы в Петропавловке?!

Мне вспомнились крепостные казематы и я оцепенел, сопоставляя их с расположением всех помещений нашей облагороженной тюрьмы.

– Да нет, – протянул Харон.

Он подошел к стене, на которой металлическим блеском отливала встроенная дверца, взялся за ручку и сдвинул дверцу вверх, открывая полость внутри.