Купериада (СИ)

- В настоящий момент генерал Дрекендшит докладывает план захвата Улан-Удэ с участием четырёх подводных лодок, авианосца и геликоптера. Не знаю, зачем нам Улан-Удэ, но план очень оригинальный. Сначала субмарины сбрасываются с тяжелых бомбардировщиков в Аральское море, а несколько групп оф террористс наносят отвлекающий удар в районе Бобруйска. Затем авианосец входит в море Лаптевых и запускает геликоптер, тщательно следя, чтобы лётчик был трезв...

Шульман почувствовал, что безопасность США начинает страдать, и замолчал, мрачно рассматривая прелести проводницы, а та ещё долго что-то тараторила, размахивая руками и удивленно поглядывая на немого Моисея. Что она думала в это время о его загадочной славянской душе - бог весть. Наконец экскурсия двинулась дальше.

- Вот здесь, под стеклом, так называемая красная кнопка, которую следует нажать в экстренном случае. Да, эта, синенькая. Нет, совершенно безопасно, в Америке живут нормальные люди.

Мимо пронёсся маньяк в звёздно-полосатых трусах и густых волосах по всему телу и, в падении опередив санитаров, нажал кнопку. Раздался грохот, пол содрогнулся. Туристы попадали ничком, прикрыв головы руками, а Куперовский, напротив, бросился вперёд, увидав в боковом ответвлении манящие буквы "WC". В кишечнике уже дошло дело до кунг-фу, и в любой момент мог произойти тот самый конфуз, которого Лёва боялся ещё с детсада. В такие минуты человек мало интересуется судьбами мира, и все же Куперовскому было приятно услышать, как экскурсоводная девица устами Шульмана успокаивающе говорила:

- Не волнуйтесь, господа, ит из бутафория для туристов, она соединена всего лишь с тросом запасного лифта, который своим падением уведомляет службу безопасности, что ещё один крейзи захотел начать термоядерную войну. Вставайте, вон за тем поворотом у нас зал тренажеров и игротека, где каждый из вас сможет запустить небольшую ядерную ракетку в пустыню Невада... или в Каракумы, если оператор эгеин перепутает программс. На Москву? Это, сябры, другой аттракцион, платный.

Лёва закрыл за собой дверь белого кафельного рая, и она отсекла все звуки, кроме благословенного журчания текущей по трубам воды.

Понос - он и в Америке понос. Так или примерно так думал Куперовский, с гордым сознанием выполненного долга покидая ватерклозет. Он ощущал себя крепким, сильным, здоровым, готовым к труду и обороне чего пошлют. Он мнил себя Александром Македонским, Наполеоном, Гудерианом и Жуковым одновременно. Видимо, влияла обстановка. И хотя группы поблизости не было, Лёва не испугался. Он спокойно пошёл в ту сторону, куда направлялись его соотечественники в момент, когда Куперовского отвлекли более насущные интересы. Он шагал по коридору, широкому, как проспект Калинина, заглядывая во все двери. Иногда его ругали по-английски, иногда пристально рассматривали, порой фотографировали, один раз выстрелили, но не попали, чаще же не обращали внимания, по горло погружённые в разработку стратегических планов нападения на всех людей доброй воли одновременно. Постепенно проспект перешёл в улицу, улица - в переулки, всё более глухие, мрачные, заросшие пылью и паутиной. Здешние помещения, похоже, не использовались со времени войны за независимость, их заселили призраки и нетопыри, питавшиеся неосторожно забредавшими сюда юными лейтенантами и сержантами. Их нашивки во множестве устилали пол. Следов Шульмана не было нигде. Дальше я повествовать не в состоянии. Слезы застилают глаза, шариковая ручка выпадает из ослабевших пальцев. Я не могу писать, как Лёва вырвался из мира духов, спасшись лишь благодаря тому, что его отравленная нитратами советская кровь показалась тварям несъедобной после бодрящей, питательной, спортивной и бесхолестериновой американской, к которой они привыкли. Я не могу писать о том, как он нескончаемыми часами кружил по безлюдным коридорам, питаясь сухими акридами и живыми тараканами и слизывая капли, проступавшие на ржавых водопроводных трубах. Я не могу писать о том, как он двое суток уходил от патруля, который, возможно, вывел бы его наружу, но, скорее всего, решил бы дело на месте, что, безусловно, намного проще. Я не могу писать о том, как, потеряв представление о времени и впав в отчаяние, Лёва в конце концов обнаружил решётку, сквозь прутья которой протискивался воздух Вашингтона, и, пробив её своим телом, вывалился в ночной сад. Я не могу и не хочу писать об этом... Впрочем, я уже обо всём и написал. Боже, как прекрасно было на воле. Звёздное небо над Лёвой освещало нравственный мир внутри него, свежий ветерок реял, и веял, и нёс ароматы пиццы и попкорна, горячих собак по-американски и жареных собак по-китайски, шоколада и жвачки, дезодорантов и порошка от клопов, негров и белых, азиатов и индейцев, гашиша и марихуаны, цитатников и Библии, Карнеги и Форда, разврата и похоти, феминизма и негритюда, "зелёных карточек" и зелёных долларов и всего, что он только может нести, когда вы вдыхаете его в другом полушарии, ночью, выйдя из запертого помещения, в котором провели несколько суток...