– Я имени произнести не могу. Рассыплюся прахом, развеюсь, и всё.
– Не больно-то жалко.
– Скучать по мне будешь. Мы пара с тобой. Ты слушай спокойно. Пошли они на гору. А там красота, высота, вид такой…
– Ты, что ли, был там?
– Я, «что ли», везде был, – съязвил он. – И вот эти трое вдруг видят сияние. На месте четвертого что-то сияет.
– Сияет?
– Да, так говорят. Сияет, глядеть невозможно.
– Вот как! – Она заморгала глазами.
– А вместо одежды одно что-то белое. И тоже сияет. А рядом вдруг два старика появились. Один – Моисей, а другой – Илия.
– Откуда же там старики?
– Ты стала как люди, – вздохнул грустно черт. – Они ведь про всё объяснения требуют. Чудес не приемлют, конкретного нужно. Поэтому мощи им оченно нравятся… Смешно мне от этих мощей да костей… Иной раз сидим у костра и хохочем…
– Так что старики? – перебила она.
– А их сразу облаком заволокло. И тут им сказали из облака: «Се Сын мой возлюбленный…» Про свет им сказали: «Се Сын…»
– Я вспомнила, – с силой шепнула русалка. – Сегодня ведь Преображенье Господне.
Она заслонила руками лицо.
– Зачем ты явился, проклятый? Жила, веселилась, не знала беды! С тобой как связалась, так лучше повеситься!
– Ты скажешь: «повеситься»! Нас не повесишь. В огне не горим, в водоёмах не тонем. Вот я на войне был, на передовой. Вокруг меня парни как яблоки падали. Земля вся в крови, цвет был просто роскошным, как будто натёрли свеклы. А мне хоть бы что, хоть бы где поцарапало.
– Как яблоки падали? Парни как яблоки? – спросила она.
– Да, яблоки, яблоки! – Черт завертелся. – Вон яблоки в церкву несут. Сегодня ведь яблоки благословляют! А запах ты чувствуешь?
– Чувствую запах. – Она говорила безжизненно, медленно. – Да как не почувствовать?
Черт быстро ударил её по лицу.
– За что? – прошептала она без враждебности.
– За то! Ишь лазури в глаза напустила! Напрасно стараешься! Не червь дождевой, из могилы не выползешь!
– Какая могила? – Она усмехнулась. – Мы с девушками ведь
Они помолчали.
– Ну, хватит болтать. – Черт вытер ладонью струящийся пот. – Всего меня разволновала, глазастая. И я не железный, и мне достаётся. Вы здесь веселитесь, а мы
– Тоска, – прошептала русалка. – Понятно.
– Тоска – это, милая, то, что в душе. А нету души, так чего там:
– Зачем он тебе?
– Мне: зачем? А тебе? Ведь ты же просила: «Найди женишка!» Привел, познакомил, слюбились, сошлись. Осталось одно: зазвать в реку, и всё! Теперь она губы кривит: «А зачем?» Вот ты мне теперь объясни: «А зачем?»!
Черт был очень зол.
– В конце концов, я мог другого найти! А этот пусть жил бы себе как живёт! Но ты ведь желала какого получше! Сама же канючила: «Мне, чтобы добрый и чтобы с ним слово сказать можно было… Пьянчужку пустого сюда не води, сказала: «Не выплыву, значит, не выплыву!»
– От слабости я говорила, от скуки. Ведь год почти без мужика. Сам подумай!
– А я
По мосту, впряженная в пару больших лошадей, проехала чья-то коляска, и мост еще долго и мерно дрожал от этого грохота.
– А кто там проехал? – спросила русалка. – Наверное, архиерей.
Черт не успел ответить, потому что в плотном сумраке выросла знакомая широкоплечая фигура Хрящева.
– Пришел! – прошептала она. – Сгинь пока! Сама буду с ним говорить, без тебя.
– Тебе волю дашь, ты совсем обнаглеешь, – обиделся черт. – Уйти не уйду, но мешать вам не буду.
Он сменил облик, и теперь в метре от воды чернела мокрая коряга. На самом верху её дерзко торчали упрямые рожки, а корень, закрученный, словно восьмерка, похож был на хвост. Растерзанный, без пиджака (на рубашке темнели какие-то пятна!) купец, от которого и в самом деле попахивало несвежей рыбой, вырос прямо перед лежащей на песке русалкой. Она торопливо пригладила волосы.
– Здорово! – сказал хрипло Хрящев.
– Пришел попрощаться? – спросила она.