Он прошел в спальню, небрежно бросил пиджак в кресло. Приблизился к постели, и сдвинув лекарства, оставленные Аркадием Андреевичем, поставил на прикроватную тумбочку неполную бутылку виски. Тусклые отблески светильников бросали тёмные тени на суровый хищный профиль. Он находился в метре от меня. И я физически ощущала его тяжелую энергетику. Запах медикаментов неприятно щекотал ноздри. В нашей спальне никогда еще не пахло больницей. Исключительно сексом и похотью. Я застыла, испытывая целую гамму эмоций, и ни одной положительной. Страх. Чувство вины. Горечь. Обида, боль, гнев, стыд. Мне хотелось спрятаться от его пытливых внимательных глаз, которые, я уверена, даже в темноте заметили каждое повреждение на моем лице. Представляла, какой он сейчас видит меня, и становилось тошно. Избитая опухшая шлюха. Наверняка именно так он и думает обо мне.
Руслан и сам выглядел измождённым, выпотрошенным и уставшим, но все равно держался уверенно, сдержанно и подавлял меня одним своим присутствием, звуком глубокого дыхания. Сел на кровать, вполоборота ко мне. Открыв верхний ящик, достал стакан и наполнил на три четверти. Я обречённо уставилась на его шрам, который казался глубже, чем обычно. Возможно, это все лишь игра теней, и мое нездоровое одурманенное лекарствами отражение.
Я инстинктивно сдвинулась в сторону, когда Руслан, скинув обувь, вытянулся рядом, опираясь спиной на высокое изголовье кровати. В тишине спальни грохот от упавших на пол ботинок заставил меня нервно вздрогнуть. Я не отводила от него заворожённого испуганного взгляда, сердце трепыхалось, то замедляясь, то срываясь в галоп. Он пил виски, как воду. Большими глотками. До самого дна. Наполнил еще и протянул мне. Спорить я не посмела. Пригубила, ощущая на себе настойчивое внимание без всякого похотливого подтекста. Непривычно, страшно, неловко. Невкусно. Я поморщилась, закашлялась, но упрямо выпила до половины, чтобы притаившийся зверь не решил, что я слабачка.
– Хватит, – резко бросил Греков, вырвав у меня стакан. Я тяжело дышала, вытирая тыльной стороной ладони стекающие по подбородку горькие капли. Горло и внутренности жгло, в голове шумело. Я обессилено закрыла глаза, прижалась к его плечу в поиске приюта, успокоения, защиты. Говорить не могла, не хватало сил, слов, духу, смелости. Он не оттолкнула, но не обнял в ответ. Я почувствовала, как напряглись его мышцы, как сбился ритм дыхания.
Мы молча лежали, каждый погруженный в собственные мысли, которые вряд ли пересекались. Руслан продолжал накачиваться алкоголем, а мне хотелось плакать и просить прощения.
За что?
Я сама не понимала. За Снайпера? За то, что поскакала в бар спасать без зазрения совести подставившую меня Сашку? За то, что подвела его дважды за одну ночь? Откуда это острое, необъяснимое, давящее на грудь чувство вины? Каков его первоисточник? Почему я не чувствовала себя оскорблённой, зная что Руслан провел очередной вечер в закрытом клубе, предаваясь разнузданным развлечениям? Если бы он провел его со мной, здесь, ничего бы не случилось. Я не поперлась бы выручать Смирнову, Грекова бы не подловил съехавший с катушек киллер. Так ведь? Или нет?
Я запуталась, потерялась, утратила все логические цепочки. Зачем Снайпер стрелял в Грекова? Мы виделись с ним один раз. Всего один! Я предлагала вернуть деньги, я не просила мстить за меня. На каком основании неадекватный киллер решил сыграть в спасителя и заступника? Что, черт побери, нужно этому сумасшедшему? У меня больше нет того, за что он заплатил. Это какое-то безумие, карусель идиотизма, не поддающаяся разумному объяснению.
– Мне нужно принять ванну. Поможешь? – сипло спросил Руслан, громыхнув стаканом о бутылку, когда ставил тот на тумбочку. Могла ли я сказать «нет»? Вряд ли. Я и не пыталась.
Он встал первым и неровной походкой направился в сторону ванной комнаты. Я послушно поплелась за ним, оправляя мятую блузку, залитую кровью и задравшуюся офисную юбку. Мне самой хотелось прогрузиться в теплую чистую воду. Смыть с себя грязь, вонь лекарственных препаратов и боль последних событий. Голова кружилась, перед глазами мельтешили цветные пятна и каждый шаг отдавался в висках резким спазмом.
В ярко совещенной ванной я почувствовала себя хуже. К физическому дискомфорту добавилось смущение и нежелание, чтобы Руслан подробно изучил мое разукрашенное синяками лицо с заплывшими глазами и распухшим носом. Опустив голову, я остановилась напротив, ожидая дальнейших указаний. Мой взгляд упирался в область его грудной клетки. Его ранили в левое плечо, и он практически не двигал этой рукой. Повинуясь подсознательному порыву, я начала растягивать на нем рубашку. Неловко и торопливо. Легкий тремор моих пальцев не остался без внимания со стороны Грекова.