Купи меня дорого – 2

Я убила своего зверя, оставив его умирать, бросила в заколдованном одиноком замке, полном призраков, наедине с черной яростью. Иногда по ночам, обнимая уменьшенную копию Грекова, я представляла его… Так ярко и четко, словно наяву. Я видела, как он бродит по пустым комнатам, как часами смотрит в окно, проклиная… меня.

Я видела его суровое лицо, скульптурные скулы, стиснутые челюсти, прожигающий темный взгляд и мощное выносливое тело. Я видела, как он сухо говорит по телефону, отдавая коротки приказы, как с бессильной яростью сжимает кулаки, когда очередной частный сыщик сообщает, что следы его невесты и сводного воскресшего брата обнаружить не удалось.

Я видела, как он крушит в гневе мебель, как распахивает ящики с моими вещами и разрывает на лоскуты давно вышедшие из моды тряпки. Я чувствовала его агонию, как свою собственную…

Пять лет…

Я знаю, что он до сих пор меня ищет. Никогда не остановится. Меня бросало в ледяную дрожь от одной мысли, что этот момент когда-нибудь настанет, и хищник выследит меня.

Даже если Руслан заслужил предательство, в моем сердце по-прежнему кровоточила рана. Я не смогла его вырвать оттуда и глубокий шрам вскрывался и болел каждый раз, когда я смотрела в серые глаза сына. А потом я вспоминала, почему сбежала и становилось немного легче. Мой ребёнок не заслужил звериной жизни, а другую Руслан дать бы ему не смог. То, как он поступил с семьёй отца, со своим братом, с женой, да и со мной – говорит о многом. Греков безжалостный и хладнокровный хищник, ему чуждо сострадание и жалость.

И мой самый большой страх заключен не только в том, что Греков однажды возьмет наш след. Я боюсь того, что он оторвет Руса от меня и сделает из милого улыбчивого малыша свое звериное подобие, затащит в мир, где остаться нормальным человеком у моего сына не будет ни одного шанса. Именно от этой участи я бежала, сломя голову. Греков был прав: инстинкты отвечают за большинство принятых решений. В моем случае материнский инстинкт заработал раньше, чем я впервые приложили к груди сына. Именно этот инстинкт выключил болезненную одержимость мужчиной, распознав в нем источник опасности. Именно этот инстинкт изменил всё и заставил меня сражаться.

***

Ночью снова поливал дождь, барабанил по крыше нашего уютного двухэтажного домика из белого кирпича, стучал в закрытые окна, вызывая подотчетную дрожь и тревогу. Свист ветра снаружи навевал тоску, от которой не получалось спрятаться под тёплым одеялом. Осень неумолимо вступала в свои права, и я никак не могла отогреться. Я куталась в махровую пижаму. Крепко обнимала сына, целуя его темноволосую макушку, вдыхая родной до одури запах, а сердце трепетало, билось в груди, глаза щипало от непролитых слез. Я знала, что с приходом зимы станет легче, но пока за стенами дома бушевала непогода, моя душа металась вместе с ледяными порывами ветра.

Вот и сегодня тревога сковала внутренности, выгнала из прогретой постели. Не включая свет, я вышла из спальни и спустилась вниз. Прошла по гостиной, забрела на кухню. Без всякой цели. Накинув теплый длинный свитер, вышел на крыльцо. Хотелось курить. Адски сильно, до трясучки. И я курила, воровато оглядываясь на темные окна, хотя точно знала, что Рус не проснется до утра. Мне было нестерпимо стыдно, что противная привычка намертво прилила ко мне. Я не хранила сигареты в доме, прятала под крыльцом и выходила подымить только ночью. Как преступница, грешница. Я такой и была…

Вдалеке мелькнул огонек от приближающихся фар, и я напряглась, застыла, прислушиваясь к скрежету гравия под шинами автомобиля. Может, мимо? Но нет. Два слепящих глаза все ближе. Разрезают тьму, липнут к лицу. Сигарета застыла в оледеневших пальцах. Машина затормозила возле калитки. Огромная. Страшная, похожая на гроб. В потёмках марку не рассмотреть, номера тем более. Мотор заглох, дверца гулко хлопнула, заставив меня вздрогнуть. От напряжения я едва держалась на ногах, скованная ледяным ужасом. Темная фигура привычным жестом открыла калитку и направилась прямиком к крыльцу. Я облегчённо выдохнула, узнав твердую уверенную походку, широкие плечи, всклоченные светлые волосы.

– Напугалась, Матрешка? – сверкнула в ночи белозубой улыбкой, спросил Демид. Я снова затянулась, почувствовав, как сильно трясутся пальцы, а горло першит от горького дыма.

– Почему ты не предупредил? Я чуть в обморок не грохнулось. Пришлось бы соскребать со ступней, – мой голос звучал рвано, хрипло. Я обессиленно прижалась к поддерживающему крышу над крыльцом столбу. Демид подошел ближе, почти вплотную. От него пахнуло кожей и бензином, дорогим табаком и мятной жвачкой.

– Я не один, Мила, – глухо произнес он, оборачиваясь к машине. Я проследила за его взглядом и увидела, как открылась задняя боковая дверь, выпуская в омытую осенним дождем ночную мглу еще одну высокую мужскую фигуру. Боль прожгла внутренности, разорвала на части, оглушила… Он надвигался, как осторожный хищник, как идущий на запах страха зверь.