— А когда это будет?
— Когда ты уедешь отсюда.
— Жаль. А на унитаз можно присесть?
— Для особо одаренных: он не закреплен и не подключен.
— А я туда не испражняться сажусь, а просто так посидеть.
— Устала, бедная?
— Если честно, да.
Совершенно не стесняясь, Аня немного приподнимает платье и садится на унитаз, при этом кладет ногу на ногу.
— Хороший унитаз.
— А у тебя туда задница не проваливается в такой позе?
— Нет. Я красиво выгляжу, да?
— Так красиво, что я готов это сфотографировать и…
— Потом смотреть на меня ночами. Не стоит, — встает с унитаза и подходит ко мне. — А если серьезно, ты молодец. Троллистый гад, конечно, но молодец. Отец одиночка все делающий своими руками. Это достойно уважения, — вполне серьезно произносит Аня и тяжело вздыхает. — Ладно, там все уже готово, и так задержались, ребенок наверняка хочет есть. Да и чего греха таить, я тоже. Пойдем, будешь восхищаться знакомой едой на новый лад, — разворачивается, и громко стуча каблуками идет к выходу. — Ну идешь?
— Иду.
Глава 12
Иду вслед за Аней, наблюдая весьма приятную глазу картину. Попку в таком платье не видать, но не оценить ноги просто невозможно. Одним словом, хорошенькие ножки, на такие грех не посмотреть, потрогать тоже было бы неплохо. Хотя, если так подумать, я их трогал, когда нес сию мадемуазель до дома. Правда, тогда как-то не до них было, а сейчас очень даже до них, сами на глаза попадаются. Да уж, надо все же присмотреться к Кате. Хотя у той ноги кривые.
— Илья Купидонович, мне кажется или вы рассматриваете мои ноги? — резко останавливается Аня.
— Не кажется.
— А что так? Понравились? — улыбаясь произносит она.
— Для сельской местности сойдет. А вообще у тебя нога немного кривая. Точно, левая косит.
— Это у тебя глаз косит. Жаль исправлять уже поздно.
— Кстати, — хватаю ее за плечо, разворачивая к себе. — Я тебя предупреждал по поводу отчества?
— А я его не коверкала. Ты же Купидонов, значит Купидонович.
— Завтра голой будешь на поле.
— Буду. К тому же я и так собиралась быть там голой.
— Что?
— Каюсь, моя оплошность, я так и не подарила вам ушные палочки. После ужина обязательно это сделаю. Могу даже сама почистить вам уши, Илья Купидонович.
— Папа, ну вы скоро? — в дверях появляется возмущенный Матвей с картошкой в руках.
— Да. Мы уже закончили с твоим папой. Пойдем, именинник.
Что-то слишком много она на себя берет, это было последней мыслью, перед тем как мы присели за стол. Рулетики из баклажан, мясные рулеты, картошка по-деревенски, тюльпаны… Тюльпаны, мать их, из помидор, нафаршированные не пойми чем. Но апогей всему салфетки, сложенные каким-то специальным способом, да чего уж греха таить-красиво. Итого мы имеем: городская лялька умеет готовить и сервировать стол. Не знаю, как она умудрилась сделать все это за полтора часа, но это факт. И помимо всего этого сумела поддержать беседу с ребенком и, черт возьми, втерлась к нему в доверие. Меньше суток! Вот же маленькая стерва, свалит через пару дней, а мне потом сопли и слюни за Матвеем подтирать.
— Илья, вам не нравится еда? Или что-то конкретное? Картофель?
— Картошка она и в Африке картошка. Ничего такого, чтобы восторженно кричать «вау». К тому же, немного суховата.
— А мне нравится, вкусняшка, — тянется за очередной порцией Матвей. — И цветочки вкусные. Попробуй, папа.
— Илья Купидонович, для таких как вы, ну кто любит повлажнее, есть сливочно-чесночный соус, специально мною приготовленный. Вам обмокнуть дольку?
— Я сам обмокну то, что мне нужно, Анна Стрельничиховна.
Несколько секунд и Аня заливается смехом, причем это совсем не девичий кокетливый смех, скорее что-то заразительно-похрюкивающее. А вслед за ней присоединяется и Матвей.
— Стрельничиховна? Почему не Стрельниковна?
— Потому что стрельничиха мне нравится больше.
— Ты очень странный.
— И это говоришь мне ты? Жуй свой рулет и желательно молча.
— А кстати, как вам рулетики из баклажан? Тоже суховаты?
— Я бы сказал слишком влажноваты и с душком.
— Господь с вами, что за душок?
— Еще одно слово, — шепчу ей на ухо. — И я изуродую всю твою имеющуюся обувь, а затем брошу в навоз. — Поняла? — Аня кивает и отворачивается от меня. Демонстративно режет мясо на кусочки и дает его рядом сидящим собакам. — Кормить со стола собак в моем доме запрещено.
— Так мне встать что ли? — обиженно произносит Аня.
— У них есть свои миски и своя еда. Надеюсь, так понятно.
Аня что-то бубнит себе под нос, но прекращает кормить собак, а потом не переставая трещит о чем-то с Матвеем. Да уж, запуганной дурочкой она мне нравилась больше. Осмелела в конец, языкастая мамзель.
— Пап?
— Что?
— Ты съел все тюльпанчики.
— Задумался, вот и съел… машинально.
— А я думала потому что вкусно.
— Вкусно. Спасибо, Аня, за праздничный ужин.
— Пожалуйста.