Купина неопалимая

ма­тери своей» (Лк. 1, 15.). Это же свидетельствует о себе и св. прор. Иеремия (1,3). Так почему же можно вообще отрицать действие освящающей благодати Божией и в не искупленном еще и не воз­рожденном человечестве, как залог будущих благ? Подобно это­му, блага нынешнего века суть также залог или прообраз благ будущего века, о которых и на сердце человека не входило, что Бог уготовал любящим Его. Это нас снова возвращает к вопросу о благодати и облагодатствовании. Каково взаимное отношение между благодатью и свободою, божеским и человеческим? По православному пониманию, благодать не насилует и не навязы­вается, но взыскуется человеком и подается взыскующему. Бог в любви Своей к творению упразднил бездну, лежащую между Ним и созданием, и сотворил человека для обожения. И в первоздан­ном своем состоянии, до греха, человек имел эту силу обожения, как прямое последствие благоустроенности своего духа, силы це­ломудрия. Адам был, так сказать, естественно облагодатствован, воспринимая неповрежденным духом струящуюся в него благо­дать жизни в Боге и с Богом. Он не был отделен от Бога, а потому не было даже местапротивоположению природного и благодат­ного в их нераздельности, в силе обожения человека, начавшего­ся с его творением. Реальное его богоподобие делает понятной и естественной его облагодатствованность, как исполнение твор­ческого замысла о нем. И при этом облагодатствованность эта не есть нечто, от вне приходящее, чего могло бы и не быть, но внутрен-

60

но, имманентно обоснованная творческим актом в человеке, как тварной Софии. Здесь мы снова сталкиваемся с католической доктриной, которая уничтожает софийность человека, разрывает и противопоставляет в нем праведность и облагодатствованность настолько, что одно мыслится в полном отрыве от другого, и са­мая облагодатствованность являетсяdonum superadditum , актом щедродательного произвола. Это donum   может быть отделено или отнято без повреждения самой природы, именно как нечто приданное илисверхданное: так именно мыслится отнятие благодати в первородном грехе, как наказание, но не как последствие отклонения человека от своей нормы, т. е. от софийности с ее целомудрием. Правда, схоласти­ки утверждают, что вследствие греха человек оказался spoliatus gratuitis, vulneratus in naturalibus однако эта vulneratio яв­ляется только косвенным последствием менее благоприятного состояния человеческой природы, оставшейся в себе неизменной и неповрежденной *). Католическая доктрина, с одной стороны, безмерно отдаляет человека от Бо-

*) Беллармин: non magis differt status hominis post lapsum Adae a statu eiusdem in puris naturalibus, quam differtspoliatus a nudo, neque deterior est humana natura, si culpam originalem detrahas, neque magis ignorantia et caritate laborat, quam esset et laboraret in puris naturalibus condita. Proinde corruptio naturae non ex alicuius doni naturalis carentia, neque ex alicuius malae quantitatis accessu, sed ex sola doni super- naturalis ob Adae peccatum amissione profluxit (De gr. primi hom. 5) 

61

га и практически отрицает его софийность или образ Божий, раз он связан с природной похо­тью и смертностью (ибо не может быть образа Божия в живот­ном). А с другой стороны, она делает богоснисхождение в облагодатствовании онтологически необоснованным и совер­шенно произвольным: человек не открывается здесь благодати силою присущего ему образа Божия, но является для нее лишь объектом, оставаясь собой и сохраняя свою природу и до, и по­сле ее отнятия. Богочеловеческий акт, которым является обожение человека в его облагодатствовании (причем человек является не только объектом, но и субъектом его, благодатно-природным, сверхтварно-тварным существом), здесь рассматривается лишь как акт Бога над человеком, а не в человеке, извне, но не изнутри. Механический и поверхностный характер всего этого понимания бросается в глаза вместе с его неуместным юридизмом: Бог дал человеку заповедь, как юридическое основание договора, чело­век нарушил эту заповедь и лишился соответствующих благ, оста­ваясь, однако, самим собою, вот и все. При этом получается полный и совершенный разрыв между Богом, как источником облагодатствования, и человеком, как его преемником. Падший че­ловек остался безблагодатен, а вместе с тем остается возможным вернуть эту благодать односторонним актом Божества, божест­венным произволом, ибо все изменение произошло со стороны Бога, отъявшего сверхданный дар, а не человека, оставшегося без изменения (ибо Vulneratio  онтологически несу­щественна). Этим, конечно,

62