Купип

Когда все новогодние угощения были выпиты и съедены, мама расчувствовалась.

— Эх, профессор, профессор! — сказала она, глядя на ясное звездное небо. — А много, все-таки, у нас в науке недостатков. Не все еще усовершенствовано!

— А именно, дорогая мама, а именно? — благодушно осведомился сквозь дым костра Бабер.

— Ну как же? Все-таки… — размышляла мама. — Вот мы тут сидим, Новый год встретили… Койкин вон сколько раковин нанырял. Как бы интересно было: взять да и позвонить домой, в Ленинград. Сказать: дорогие ленинградцы, с Новым годом! Что бы они ответили? Наверное, удивились бы?

— Что бы они ответили, дорогая мама? — также задумчиво произнес Бабер. — Я это знаю. Они сказали бы: в Купипе сошли с ума! Что вы, мама, что вы? Кто же это поздравляет с Новым годом в два часа дня тридцать первого декабря?

— В два часа! Тридцать первого! — Мама не сразу сообразила, в чем дело. — Батюшки мои! Да почему же? Да неужели там сейчас… А я-то думала — они там тоже сидят за столами, слушают радиосигналы. Два долгих, один короткий…

— Отнюдь, дорогая мама, отнюдь! — настойчиво возразил профессор. — Там сейчас два часа дни. Четырнадцать часов. Точно. Пресизман! Когда здесь полночь, там ровно два часа. Предыдущего дня, мама! Но, впрочем, оставим сейчас эти научные вопросы. У нас тут — самая настоящая новогодняя полночь. Прекрасная вещь — полночь тридцать первого декабря, мама. Не так ли?

Однако в этот миг маме вспомнились ее многочисленные тревоги.

— Хорошая-то она вещь, хорошая, — уклончиво отвечала она, — однако ребята вон не спят и не спят. Разве это дело? Ну, да уж ладно, только 31-го числа, только раз в году…

— А если бы два раза Новый год?… — пискнула было Люся, но Бабер тотчас перебил ее:

— Вы правы, почтеннейшая мама, вы совершенно правы. Это допустимо лишь 31 декабря. Только 31 декабря, конечно. Но зато каждое 31 декабря?.. Без отмены? Имеют право сидеть до 12 ночи. Ложиться в полночь. Вы согласны?

— Да что уж, профессор, пускай уж, так и быть. Ведь новые-то года не каждый день бывают…

— Конечно, конечно, дорогая мама. Само собой. Помилуйте, это немыслимо, каждый день, — согласился Бабер. — Кстати, товарищ командир дирижабля «Купип-01», как вы решили с дальнейшим? Остаемся здесь? Перелетаем туда?

Высокая фигура командира сейчас же легко поднялась в багровом свете костра на ноги.

— По данным разведки, товарищ председатель Купипа, — почтительно сказал он, — я считал бы полезным перелететь на восточное побережье острова Бабера. Там, повидимому, имеется бухта, очень благоприятная для стоянки. Вперед мы вышлем человека на шлюпке. Завтра к вечеру будем там…

Он смолк, а профессор вдруг очень хитроумно подмигнул Леве, Устрицыну и Люсе.

— Ну что же? — сказал он. — Отлично! Да, да, да, дорогая мама. Отлично. Бьен. Бэне. Гут. Так вы говорите — сидеть до полуночи ребятам полагается 31 декабря? Вы правы, мама. Это отличное правило. Будем его строго соблюдать.

* * *

Следующий день, первый день нового 1938 года, прошел быстро и незаметно за сборами к перелету на соседний остров. Великий позор постиг в этот день только злосчастного капитана. Профессор, пожимая плечами, самолично проследовал вместе с ним к тому месту, где бравый моряк, по его словам, видел многочисленных ондатр, и вернулся слегка возбужденный.

— Это непостижимо! Это возмутительно! — негодовал он. — Это же — ящерицы, любезнейший капитан. Обыкновенные ящерицы. Не более и не менее.

Никаких ондатр на острове Мамы не было. Не было на нем и радия. Капитан очень огорчился и до отлета так и не вылез из воды.

Ровно в 4 часа «Купип-01», рокоча одним пущенным в ход мотором, взлетел над пляжем, а 17 минут спустя его гайдроп уже был прочно привязан к толстому стволу дерева на берегу вулканического острова Бабера, в виду пика Хитроумия, коническая вершина которого высилась над темной зеленью тропического леса.

До вечера все шло спокойно. День выдался особенно жаркий. Солнце казалось затянутым легкой дымкой. Море блестело подобно расплавленному и остывающему металлу. Ветер стих.

К сумеркам мама приготовила в палатках все, что было нужно для ночлега. Но Устрицын, к которому она обратилась со своим суровым: «Устрицын, детка!.. 9 часов!» — этот самый Устрицын вдруг проявил совершенно неожиданную строптивость.

— Ну и что же, что девять? — небрежно ответил он, продолжая сидеть на корточках над ползущим по песку крабом. — Ты сама же нам сказала: под Новый год будем ложиться в 12 часов, а не в какие-то несчастные девять…

— Не в Новый год, а накануне Нового… — как порох вспыхнула мама. — И вообще, Устрицын, раз я говорю — спать, значит…

— Ну что ты мне чепуху несешь! — не на шутку рассердилась мама. — Терпеть не могу глупых шуток. Вчера было 31-е. Вчера мы и Новый год оправляли. Что ты, забыл, что ли?

— Вчера было 31-е, а сегодня другое 31-е! — взвизгнул Устрицын и в восторге перекувырнулся через голову. — Ну что ты споришь, мама? Ты спроси лучше у дяди Бабера…

Мама пошумела еще некоторое время. Но с Устрицыным никакого сладу не было.

— Ах, так? — грозно сказала она и пошла к палаткам.