Купленная. Бонус-эпилог

Говорят, каждый человек по-своему представляет смерть. До какой-то поры лично я не заморачивался по этому поводу вообще никак. Смерть для меня была что-то вроде естественного явления или неотъемлемой части жизни — неизбежный для всех и каждого процесс перехода физической материи в иное состояние, из одной стадии в другую. Как у воды, но чуть посложнее. Да и какой смысл заморачиваться о том, что рано или поздно с тобой случиться, а ты при этом ни черта не сможешь сделать?

Именно так раньше я к этому и относился — поверхностно и очень редко когда задумываясь. До того момента, когда моя смерть вдруг неожиданно приобрела вполне себе четкие черты, формы и даже голос одного конкретного человека. Она или он приходил редко, но всегда эффектно. Пусть и в снах, но слишком правдоподобных. Настолько правдоподобных, что избежать впоследствии эмоциональных потрясений и очень долгого всплытия в спасительную реальность в те ночи становилось невозможным. Тем более с моими пришибленными мозгами и рассудком, который и без того находился на самой грани летального срыва.

Не знаю почему, но тогда Он почему-то снова ко мне пришел. Даже несмотря на все предыдущие дни и ночи полного умиротворения, медленного, но очень живительного воскрешения рядом со Стрекозой, Он будто намеренно выжидал, чтобы сделать это снова. Добраться до меня во сне, схватить за горло и сердце, погрузив руку в грудную клетку и нагнувшись впритык к моему лицу чеканной маской черного Инквизитора, чтобы вонзить контрольным ударом в мою голову острейшие кинжалы единственного в своем роде голоса.

"Думаешь, меня так просто убить? Просто прострелить мне голову и сердечную мышцу? А ты уверен, что довел начатое до конца? Никогда не доверяй своим глазам и тому, что видишь со стороны, Кирилл. Если хочешь убедиться наверняка, сделай все сам. Но ты же этого так и не сделал, так ведь, сынок? Не вскрыл мне грудину и не вытащил оттуда сердце собственными руками?.. Тогда откуда ты так уверен, что я мертв? Что однажды я не приду за тобой и твоей сучкой?.."

Если раньше я просыпался с ледяной спиной и легкой судорогой во всех конечностях под воздействием сумасшедшей панической атаки, то в этот раз, слава небесам, обошлось наименьшими приступами. И то только благодаря Алинке, разбуженной мною еще до того, как я сам успел вырваться из цепких пальцев Стрельникова-старшего в исцеляющие объятия моей девочки.

— Господи, как же я его ненавижу… Даже сейчас. Даже зная, что он трижды мертв.

Мне не нужно было рассказывать, что мне приснилось и почему меня так колбасило во сне. Стрекоза поняла все без слов, ревностно обнимая, прижимаясь горячими губами к моему мокрому от холодной испарины лбу в попытке укачать и убаюкать как какого-нибудь маленького мальчика. И конечно же, как-то успокоить — унять бешеный стук моего сердца под теплой ласковой ладошкой.

— Моя б воля, раскопала бы его могилу и вонзила в его гниющее сердце кол сама. Жаль эту мразь нельзя убить еще раз, чтоб уже наверняка. Стереть навсегда из памяти и всего прошлого.

Впервые после подобных кошмаров мои губы исказила спазматическая улыбка, и я не вскочил, как вскакивал всегда с постели кидаясь из спальни, чтобы… Да. Чтобы сделать все то, о чем говорила сейчас Алька.

— Уверен, Марго это сделала за нас еще до похорон, в морге. Хотя… я ее об этом не расспрашивал.

Удивительно, насколько меняется восприятие реальности и старых кошмаров, когда тебе есть за кого держаться. Когда руки бесценного для тебя человека действуют на твое тело и сознание в тысячи раз эффектнее любого самого мощного успокоительного. И то, что еще вчера тебя убивало медленно и необратимо, потихоньку подталкивая к летальной черте, сегодня выглядело пустым, банальным и незначительным, какими и должны выглядеть все сны.

Наверное, это оно и есть. То самое благодатное исцеление, несопоставимое даже с божьими чудесами. Пусть и не скорое, но ведь и сами болезни с очень глубокими (и тем более смертельными) ранами так быстро не излечиваются. Зато это самое прекрасное лечение, которое я готов "терпеть" хоть до глубокой старости, а может даже целую вечность. Теперь мы могли себе это позволить — тратить драгоценные минуты и дни друг на друга. Неважно на что. Хоть на глупости, хоть на серьезные вещи. Лишь бы вместе. Всегда. В болезни и здравии. В горести и радости. В боли и любви…

* * *

— Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Что тот кусок пирога был лишним, и я опять переборщила с майонезом. И не надо рассказывать сказки, будто ты любишь смотреть, как я ем. Ты просто научился скрывать в своих глазах тихий ужас за этой своей ироничной улыбочкой. Хотя явно мысленно бьешься в истерике, представляя, как меня скоро разнесет, если я не остановлюсь и буду продолжать в том же духе.

— Надеюсь, это не ПМС, и тебя опять срывает из-за чувства вины после очередного переедания.