Наконец-то Кир отложил свой чертов сотовый на широкий журнальный столик из цельного массива эбенового дерева рядом с приготовленными его же руками очень аппетитным классическим омлетом, печеными вафлями и парой чашек еще горячего, свежезаваренного кофе с капучино (капучино, кстати, для меня). Про нарезку из мясных и сырных закусок, плюс двухъярусную конфетницу со свежими фруктами, цукатами и восхитительными шариками шоколадного ассорти (которого я явно еще никогда в жизни не пробовала) говорить, наверное, излишне. При виде всего этого гастрономического великолепия и исходящих от него же сумасшедших ароматов, я продолжала "давиться" голодной слюной даже после того, как отправила в рот немаленькую порцию пышного омлета с парой кусков сыра, буженины и с десяток маринованных маслин. Сколько раз я уже успела отломить от французского багета кусочков — уже и не припомню. Но с такими темпами, боюсь, Кир точно останется голодным. Правда, сам виноват. Вцепился в этот треклятый телефон, как не знаю кто.
— Похоже, кто-то только что распрощался с очень жесткой диетой.
Ох, да неужели? Наш златокудрый прынц соизволил обратить свой всеподмечающий взор на мои гастрономические аппетиты несоизмеримых масштабов? Хотя-таки да. Голод у меня вдруг проснулся просто пугающе зверский.
Но я все равно с возмущением сглотнула наспех прожеванный кусок, запив его парой больших глотков айвового сока.
— Я, между прочим, уже со счету сбилась, сколько дней то ем за троих, то ничего, кроме воды, не могу взять в рот.
— Про взять в рот воду, звучит, конечно, странно, но… мне понравилось. Что-то новенькое.
Ну да, а теперь он вдруг вспомнил, что я здесь не в качестве диванной подушки сижу на его королевском секционном диванчике, в нескольких метрах от кресла, где я ему впервые сделала минет и от тахты, на которой он меня впоследствии разложил, после моего коронного стриптиз-танца у окна. Вот и зачем, спрашивается, я вдруг начала воскрешать все это в своей и без того травмированной памяти. Особенно, когда Кир придвинулся ко мне еще ближе, закинув руку на спинку дивана за мои плечи и принявшись с весьма пристальным вниманием следить за моими кулинарными пристрастиями.
— Ты жуткий пошляк. Тебе об этом часто говорили? — следующий откушенный от булки кусок с ветчиной, специально обильно помазанный мною отдельно стоящим в соуснице майонезом, пришлось затолкать подальше к щеке. Но мой наигранно возмущенный голосок все равно прозвучал комично дефективно. Да и как я могла долго злиться на этого невыносимо обаятельного обормота? Тем более, когда он ТАК на меня смотрел и от чьей головокружительной близости у меня моментально перехватывало дыхание и начинало сладко ныть под сердцем и… между стиснутыми ножками.
— Постоянно… Ай.
А то. Думал, ему это так просто сойдет с рук. Вот и не сошло. Я, конечно, не тяжеловесный боксер, но ущипнуть этого засранца за сосок его шикарно накачанной груди, которой он светил тут передо мной со всем своим восхитительно рельефным торсом, как говорится, святое дело.
— Если так не нравится, как с твоих тарелок сметают твои стратегические запасы, может тогда не нужно и смотреть? К твоему сведенью, я до этого точно дня два ничего не ела. Думала и сегодня не смогу, но, слава богу, после ванны попустило.
— Разве я что-то говорил против? — а чего тогда продолжаешь грудь свою прикрывать, как резко смутившаяся скромница? — Напротив. Все это приготовил для тебя одной, поскольку до сих пор не могу забыть твое поедание того страшного бутерброда на моей кухне с тем жутким майонезом. Кстати, этот майонез домашний. Взбил исключительно только для тебя.
— Ты это специально, да? Чтобы я начала тут изводиться от убийственного чувства вины или охать-ахать, безмерно восхищаясь никем не оцененным по достоинству Киром Стрельниковым?
— Так ты что, не веришь в мои чисто благородные намеренья? Накормить мою голодную девочку и даже собственноручно взбить для нее МАЙО-НЕЗ. Учитывая, что раньше я такими подвигами никогда и ни перед кем еще не страдал. Более того, мне просто до безумия нравится наблюдать, как ты ешь. Особенно когда игнорируешь столовые приборы, так аппетитно облизывая свои ловкие пальчики.
А вот теперь он точно специально подпер голову кулаком, изображая из себя безмерно восхищенного зрителя, пробежавшись по моей далеко не светской позе откровенно раздевающим взглядом. После чего перехватил второй рукой мою ближайшую к себе ладошку и притянул к своим губам, чтобы повторить с кончиками моих враз онемевших пальцев все то, что делала до этого я сама.