Боже… от его обжигающе горячего вакуума такого бесстыдного рта и изощренных движений еще более смелого языка меня мгновенно обдало от макушки до пят невыносимо эрогенным жаром. А если вспомнить, что он еще умел им вытворять… то и дышать становилось намного труднее. Но мою киску опалило острым спазмом сумасшедшей похоти как раз ответной реакцией на его облизывание моих прибалдевших пальчиков. С ума сойти, как оказывается мало мне надо, чтобы так нешуточно завестись на столь безобидные ласки этого чертового совратителя. Хотя, не исключаю, что все его старания и вчера в "Зимней Вишне", и сегодня ночью в его спальне продолжали отзываться в моем теле слишком живыми отголосками и фантомными следами в очень даже ощутимых воспоминаниях. И, судя по всему, я не переставала его хотеть прямо сейчас с такой же одержимой жаждой, что и в моменты наших с ним соитий.
И сколько же мне нужно времени и раз, чтобы насытиться им вдоволь?
— А может я это делаю намеренно, пытаясь тебя соблазнить? — называется, хотела его эротишно поддеть, а у самой от спершего дыхалку волнения предательски сбился голосок. — Ты же отказался принимать сегодня со мной душ… оставил меня без аперитива…
— Сама же сказала, что у тебя дико кружится голова и тошнит от затяжного голода. Отчего я и помчался со всех ног на кухню, спасать ситуацию единственно известным мне способом. Теперь вот терпеливо жду, когда же моя изголодавшаяся анакондочка напитонится под самую завязку и разомлеет на этом диване к верху лапками… Так. Стой. Я пошутил. Честно. Ай… Умоляю, только не щипаться… И не кусаться…
Поздно, дорогой.
— Сам обозвал меня питонихой.
— Неправда. Анакондочкой. И это от чистого сердца. Только любя.
Да, да. Говори дальше, не останавливайся. А я с большим удовольствием буду и дальше тебя щипать и впиваться зубками везде, куда посчитаю нужным укусить. Перед этим налетев на в конец обнаглевшего Кира разъяренной фурией и даже умудрившись повалить его спиной на сиденья дивана. Выглядело это, скорей всего, со стороны очень комично, да и Кирилл едва ли всерьез не устоял под моим не таким уж и весомым напором. Но, по крайней мере, он позволил мне уверовать в собственное над ним физическое превосходство и даже повергнуть столь мощного титана к своим худосочным ножкам. А каким при этом выглядело его постоянно меняющееся, но обязательно лыбящееся во все тридцать два лицо. Не удивительно почему мне так хотелось его подмять под себя хотя бы разочек, пусть и понарошку.
— Ну так эта анакондочка тебя сейчас с большим удовольствием и проглотит. Стрекоза может быть и не смогла, а вот анаконда запросто.
— Хорошо-хорошо. Больше не буду. Только Стрекоза. Единственная, исключительная и только моя. — и как после такого его теперь называть? Чертов пройдоха и провокатор.
Выкрутился моментально, перетянув инициативу ловким маневром очень крепкого захвата пугающе сильных рук. Даже дух перехватило, и сердце пропустило несколько ударов. Уж слишком все быстро. Я бы даже сказала до умопомрачения волнительно и чувственно. Именно на физическом уровне. Когда из тебя буквально сделали глупую жертву, поймав всего за пару секунд в хитрую ловушку очень опытного охотника. В ловушку из мужских рук, охвативших внушительными ладошками голову и лицо, еще и зажав тисками локтей твои хрупкие плечики.
Хотя самая опасная засада ожидала меня на дне зеленых глаз всего в каких-то десяти сантиметрах от моих. И затягивал их глубокий ментальный омут моментально, без единого шанса на гипотетическое спасение.
— Самая сексуальная, развратная и возбуждающе сладкая.
Даже не знаю, чем меня так глубоко и сильно пробирало, от его эротично осипшего голоса или наполнившегося откровенной похотью помутневшего взгляда. Настолько глубоко, что меня саму уже со страшной силой тянуло к его буквально манящим губам, таким бесстыже наглым и искушающе зовущим. Как минимум обещающим томительно долгий вход во врата райского блаженства. Меня и так вело, пронимая возбуждающим ознобом практически насквозь и едва не на вылет. А когда наши губы наконец-то соприкоснулись, а Кир еще плотнее прижался низом своего живота к моей промежности…
Комнату резко заполнили громогласные аккорды группы Раммстеин "Ве аре ливинг ин Америса" с возвышенно торжественным голосом Тилля Линдеманна. От столь внезапной неожиданности я даже малость оторопела (точнее, охренела и далеко не малость). То, что этот "международный" гимн исходил от айфона Кира, я уже поняла и практически сразу, но все равно…
— Это еще что за хрень? — естественно, моему возмущению не было предела. Особенно наглости того гада, кому стукнула в голову моча звонить в такую рань еще и в воскресенье. Пусть даже и в предобеденный час, но все же. Разве это нормально, я вас спрашиваю?
— Это кто-то с работы. — Кир сам болезненно поморщился, будто ему только что процарапали по мозгам ржавыми зубьями вилки. — Прости, Стрекоза, но мне надо ответить.
— Неправда. Не надо. Отключи ты его уже к чертовой бабушке.