Купленная невеста. Стань наложницей или умри

Мать Марии скользит ногами по грязи вслед за отцом. В руках такой же большой сверток, но тяжелее. Когда они бежали, Гераклея прихватила оловянную миску – часть ее приданого и три коробки патронов. Костис в смятении и ярости взял винтовку с единственным патроном. Если бы ум Гераклеи не был столь проворным, муж бы сейчас тащил целую винтовку впустую. Казармы, к которым они направляются, стоят в глуши. До ближайшего поселения, по словам людей у реки, – один день на север. В подоле юбки у Гераклеи спрятано десять рублей, и ни один из них не пойдет на патроны. Губы матери шевелятся – она считает каждый камень больше ее башмака. Если кто-нибудь давал ей копеечную монету за каждые десять камешков, то к тому времени, как они дойдут до казарм, накопился бы целый рубль, а может, и больше. Она представляет себе все вещи, которые могла бы купить. Мария знает – лучше не беспокоить мать во время счетных игр, где та собирает воображаемые монеты за вещи, которые видит, за людей, которые переходят дорогу, или за количество птичьих криков, которые слышит. Гераклея рассердится, если собьется со счета.

Мария угрюмо идет за матерью под дождем, осторожно ступая. Ведь на ней туфли, которые раньше надевались только по воскресеньям и на церковные праздники. Это пара, в которой ее должны были выдать замуж и похоронить. Деревенские девушки как она всегда ходят босиком летом и в соломенных сандалиях, обернутых мехом, зимой. У Марии хватило дальновидности прихватить туфли, убегая из горящей деревни. Она надела их, понимая, что в опасных долинах даже маленький порез об острый камень может перерасти в гангренную рану.

– Вижу впереди проблемы, кучу проблем. Что мы будем есть? – говорит Гераклея настолько тихо, чтобы только Мария ее услышала. Мокрым рукавом она вытирает лицо. – Тех верблюдов, которые скорее мертвые, чем живые? С тех пор, как мы перешли реку, здесь только грязь и колючие кусты. Мы умрем с голода еще до конца недели.

Мария смотрит на можжевельники, дубы и ольхи по бокам от грязной тропы. Деревья собираются в густой лес в глубине долины. «Здесь есть гораздо больше, чем грязь и колючки», – думает она.

– Мы умрем с голода еще до конца недели, – продолжает Гераклея. – Я уже хочу есть.

Мария не отвечает. Она знает, что ее мать не интересует ни ответ, ни мнение. Мать не может быть голодной: отец вчера купил у соплеменника у реки бараньи голени. Часть полусырого мяса они съели сразу, остальное – сегодня утром. Соплеменник затребовал пятнадцать копеек: «Хочешь, покупай. Не хочешь – воля твоя». Костис сумел сторговаться до девяти, вложив исцарапанные монеты в руку мужчине. Гераклея решила, что такая дорогая покупка – предвестник беды.

– Суровая земля, – говорит она. – Кто бы подумал, что просто перейдя реку окажешься в другом мире! Казалось, что оба берега будут одинаковыми. Если бы у меня был выбор, я не пошла бы сюда даже за пятьдесят рублей. Даже за шестьдесят не пошла бы.

Глава 3

Казармы обветшали. Они пустовали уже более двадцати пяти лет. Стены сложены из грубо отесанных бревен и потрескавшихся деревянных брусьев. В щелях и пустотах гнездятся скорпионы и жуки. Некоторые оконные рамы затянуты тонкой, почти прозрачной промасленной бумагой. Это было сделано недавно, иначе бумага порвалась бы от ветра. Большинство же окон зияет дырами. Если погода изменится, от холода здесь особо не укрыться. Сейчас еще ранняя весна, дожди идут теплые, даже летние, но метели все еще могут срываться с гор. Мария наблюдает, как ее отец и небольшая группа мужчин осматривают три шатких здания.

– Женщины и дети – сюда! – выкрикивает Костис. Он указывает на самый прочный из бараков, простукивая бревна своей палкой. – Мы будем вот в этом, – говорит он, указывая на строение по соседству. – Что скажете?

Мужчины, соглашаясь, кивают.

– Эти бараки выглядят достаточно прочными, пойдет. По крайней мере, они не дадут нам промокнуть, – кричит он беженцам, стоящим под дождем. – Еще и завтра будет лить.

Влажная земля усыпана черепками глиняных горшков и разбитых кувшинов. Похоже, казармы использовались как склады и были разграблены мародерствующей армией в одной из пограничных стычек. Последние сто лет войска султана и русская армия сражались друг с другом за контроль над этими отдаленными форпостами своих империй. По лугам разбросаны пустые гильзы, сломанные мушкетные защелки и штыри винтовок. Среди травы и сорняков лежат бледные кости убитых. И все же внутри казарм удивительно чисто. Грубые доски пола подметены, вычищены и отшлифованы, а одеяла и мешки с соломой для постели сложены у задних стен. Словно отряд прачек с тряпками и ведрами пришел вверх по реке в это богом забытое место, энергично вымыл полы и быстро ушел обратно. Стоит сундук с надписью «Хлеб». В сундуке лежат стопки сушеных лепешек – заглушить голод, пока не будет организована полевая кухня.