Купленная невѣста

Во второмъ этажѣ громаднаго барскаго дома въ сельцѣ „Лаврики“, въ помѣщеніи, которое занимала когда то покойная мать Павла Борисовича, поселилась Катерина Андреевна. Глафира находилась при ней; Матрена, какъ сторожевой песъ, спала на полу у двери отведенной для подневольной гостьи комнаты; Порфирій былъ помѣщенъ въ передней, съ приказомъ никуда не отлучаться и никого въ верхній этажъ не пускать. Почтительная съ гостьей до раболѣпства, Матрена услуживала ей, глядѣла ей въ глаза, поминутно справлялась, не нужно ли ей чего, но смотрѣла такими глазами, что въ нихъ видна была рѣшимость каждую же минуту употребить насиліе и власть, еслибъ Катерина Андреевна задумала проявить желаніе уйти изъ дому или даже сойти внизъ. Молодая женщина понимала это и не пыталась показывать свою самостоятельность. Она поплакала, два раза упала въ обморокъ, потомъ крѣпко заснула на лебяжьемъ пуховикѣ подъ бархатнымъ на пушистой лисицѣ одѣялѣ, попросила, проснувшись, теплой воды, вымылась, надѣла свѣжее бѣлье, захваченное предусмотрительною Глафирой, и спросила чаю и покушать.

Какъ по щучьему велѣнью, какъ въ замкѣ сказочнаго Черномора, въ нѣсколько минутъ появился въ сосѣдней съ опочивальной комнатѣ столъ съ серебрянымъ самоваромъ и съ дорогимъ севрскимъ сервизомъ, яйца въ смятку, цыплята, пирожки, красное вино, сливки, варенье. Даже любимые Катериной Андреевной крендельки съ миндалемъ и изюмомъ были тутъ; это ужъ Глафира позаботилась и сама разсказала повару, какъ именно сдѣлать эти крендельки. Такихъ цыплятъ, пирожковъ, рыбы въ какомъ то душистомъ соусѣ и такого вина Катерина Андреевна давно не кушала, вѣроятно, даже никогда. Свѣжая послѣ сна и ванны, отдохнувшая, немного озабоченная, но не печальная, вышла она къ чаю и сѣла за самоваръ. Глафира дѣлала ей тартинки, Матрена, въ дорогомъ шерстяномъ платьѣ, похожая на купчиху или на помѣщицу средней руки, стояла у дверей.

Катерина Андреевна отвѣтила на поклонъ своей тюремницы и сказала ей:

— Я хочу остаться съ моею дѣвушкой.

— Слушаю, матушка барыня, — низко поклонилась Матрена. — Если будетъ что нибудь угодно, такъ я тутъ вотъ буду, извольте только крикнуть.

Матрена поклонилась еще разъ и вышла.

Съ аппетитомъ покушавъ и выпивъ стаканъ душистаго вина, Катерина Андреевна принялась за чай.

— Точно во снѣ все, Глафира, — обратилась она къ своей наперсницѣ, которая стояла около стола, поджавъ руки.

— Именно словно во снѣ, золото вы наше! — запѣла Глафира. — Подхватили, посадили и увезли! Въ полонъ взяли, одно слово?

— Вѣдь это насиліе, разбой.

Глафира промолчала на это.

— Разбой, говорю, это, — повторила Катерина Андреевна.

— Да что же имъ дѣлать то, барину здѣшнему, Скосыреву господину, ежели они столь сильно влюбимшись въ васъ, нашу красавицу? — проговорила Глафира. — Изъ-за любви то, солнце вы наше красное, и убійства бываютъ, и все. Любовь то, матушка, зла.

— Да я то его не люблю, я то не желаю его любви!

Глафира опять помолчала, подошла къ столу и тронула бѣлую, какъ снѣгъ, тонкую камчатскую скатерть, съ вышитымъ на углу вензелемъ и гербомъ Скосырева.

— Богатство то какое во всемъ, Господи! — проговорила она. — Бѣлье-ли, посуда-ли, — серебро-ли — на отличку все! Перинка, на которой вы почивали, изъ лебяжьяго пуха вся, одѣяло заграничнаго бархата, а въ домѣ, въ домѣ что, такъ уму помраченіе! Пока вы почивали, мнѣ Матренушка все показывала. Ума помраченіе!.. Показываетъ, да и говоритъ: и все то, — говоритъ, — это твоей барыни будетъ, ежели она полюбитъ нашего барина. Увезетъ, говоритъ, онъ ее въ заграницу и заживутъ они тамъ, какъ принцы...

— Эта Матрена — клюшница, что ли? — спросила Катерина Андреевна.

— Никакъ нѣтъ-съ. Клюшница у нихъ Аксинья, она теперича въ Москвѣ при баринѣ, а Матренушка эта пѣвица была при покойномъ еще баринѣ и теперича управительницей хора. Хоръ есть у барина то, изъ крѣпостныхъ дѣвушекъ весь и все, говорятъ, красавицы на подборъ.

Катерина Андреевна наморщила бровки.

— Гаремъ тутъ у него, вродѣ какъ у султана турецкаго, — замѣтила она.

— Отъ скуки, матушка. Баринъ одинокій, подружки-барыни нѣтъ, ну, и забавляются отъ скуки. Матреша то сказывала мнѣ, что пять годковъ тому назадъ баринъ увезъ у какого то полковника жену и разводъ ей выхлопоталъ, жениться хотѣлъ, такъ въ тѣ, говоритъ, поры никакихъ хоровъ не было, всѣхъ, говорятъ, пѣвицъ замужъ поотдавалъ, да умерла эта барыня то, съ лошади упала, катамшись, и умерла, ну, опять все по старому и пошло. Ахъ, матушка вы, наша, красавица вы писаная, слѣдуетъ вамъ...

— Что?

— Слѣдуетъ вамъ приласкать здѣшняго барина...

Катерина Андреевна топнула ножкой и выгнала свою наперсницу.

X.