Купленная невѣста

— О, для него я готовъ на все, ты это знаешь, но дѣло-то въ томъ, что вѣдь онъ не требовалъ этого, онъ и не думалъ отнимать эту понравившуюся ему дѣвушку у ея жениха, это ужъ ты захотѣла, твое я желаніе это исполнилъ. И мнѣ думается, красавица ты моя, богиня моя, что у тебя сердце недоброе, и я боюсь. Ты прости меня!

Павелъ Борисовичъ потянулся къ Катеринѣ Андреевнѣ, но она отодвинулась отъ него.

— О, не ласкайте меня, если я такая злая, такая змѣя!

— Катя, да вѣдь я просилъ у тебя позволенія поговорить откровенно, чтобы все разъяснить, чтобы уничтожить всѣ тѣ „перегородки“, которые могли быть между нами! вотъ съ какою цѣлью я говорилъ все это, я хотѣлъ разъяснить все это, успокоить самого себя.

— И обвинили меня въ безсердечности, въ жестокости? Я должна была позволить вамъ имѣть тутъ цѣлый гаремъ, въ которомъ я была бы старшей, до поры, до времени, конечно? Вы ошиблись! Да, я ненавидѣла вашихъ фаворитокъ, ненавидѣла, боялась ихъ и хотѣла всѣхъ ихъ удалить, перевести, чтобы быть вашею женою, подругой вашей жизни и хозяйкой этого дома, а эту... какъ ее тамъ? Надю эту, какъ вы ее называете, я хотѣла отдать человѣку, который для меня и для васъ не пощадилъ себя, который полюбилъ ее и ужъ конечно, получше какого то тамъ торгаша. И вотъ вы заподозрили меня въ жестокости, вы наканунѣ почти нашей свадьбы выговариваете себѣ этимъ объясненіемъ право имѣть и потомъ фаворитокъ! О, быть можетъ, вы и Наташку куда нибудь спрятали для того, чтобы потомъ снова водворить ее у себя! Такъ знайте же, сударь, что этому не бывать! Я завтра оставляю васъ и уѣзжаю. Повѣрьте, что я составлю себѣ партію, я хороша и знаю это и умѣю свою красоту промѣнять на счастіе, на золото. Я теперь не дѣвочка, какою меня взялъ покойный Коровайцевъ, я знаю себѣ цѣну!

— Катя, дорогая, что ты говоришь? — бросился къ ней Скосыревъ. — Я повторяю тебѣ, что безумно люблю тебя и говорилъ для того, чтобы выяснить наши отношенія, чтобы выслушать твое объясненіе, а ты... ты грозишь разрывомъ! Ты мало любишь меня, Катя! Иди ко мнѣ и все кончено. Клянусь тебѣ, что никогда ничего подобнаго ты не услышишь отъ меня. Иди же ко мнѣ, обойми и прости.

Павелъ Борисовичъ пошелъ къ Катеринѣ Андреевнѣ, но она слегка отстранила его рукою и проговорила:

— Если миръ, то вотъ на какихъ условіяхъ: чтобы быть огражденной отъ вашего произвола, отъ всѣхъ вашихъ затѣй, которыя могутъ вернуться къ вамъ, я должна имѣть ваше заемное письмо на триста тысячъ рублей. Я хочу быть покойною, хочу оградить себя или... или прощайте навсегда! Завтра меня не будетъ уже въ вашемъ домѣ.

— Катя, я дамъ тебѣ заемное письмо на все мое состояніе! — съ жаромъ проговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Мнѣ пріятно быть твоимъ рабомъ, пріятно лечь у твоихъ ножекъ, я до безумія люблю тебя! Катя, дорогая, милая!

Катерина Андреевна опять отстранила его.

— Когда письмо будетъ у меня, — я ваша, а пока прощайте, пора спать.

— Катя!

— Ни слова болѣе, это мое условіе. До свиданія, покойной ночи.

Катерина Андреевна позвонила, дернувъ сонетку, и въ ту же минуту изъ однѣхъ дверей вошла Глафира, и изъ другихъ дежурная горничная, одна изъ тѣхъ, которыя остались внѣ подозрѣнія.

— Ванну мнѣ, и постель, — приказала Катерина Андреевна и ласково и нѣжно обратилась къ Павлу Борисовичу со словами: — Покойной ночи, сладкихъ сновидѣній!

Павелъ Борисовичъ низко поклонился и пошелъ. Въ эту минуту за шумомъ вѣтра послышался рѣзкій и продолжительный свистъ. Такой же свистъ раздался съ другаго конца усадьбы.

— Что это? — вздрогнувъ всѣмъ тѣломъ, спросила Катерина Андреевпа.

— Вѣроятно, ночныя сторожа, — отвѣтилъ Павелъ Борисовичъ и прислушался.

Сейчасъ же за свистомъ раздались усиленные и тревожные звуки трещетокъ, съ которыми ходили по усадьбѣ сторожа, а три громадныя овчарки, спускаемые съ цѣпей только на ночь, съ яростнымъ лаемъ бросились къ той сторонѣ, гдѣ господскій садъ соединялся съ лѣсомъ и былъ отдѣленъ отъ него каменною оградой. Чрезъ минуту лай превратился въ какой то ревъ, затѣмъ раздался визгъ одной собаки, другой, третьей и все смолкло, только трещетки сторожей еще чаще и усиленнѣе загремѣли.

Всѣ въ комнатѣ стояли какъ окаменѣлые.

— Но что же это, однако? — тревожно проговорилъ Павелъ Борисовичъ.

Въ эту минуту раздался еще свистъ, еще, и вотъ кто-то пронзительно закричалъ въ глубинѣ двора, а во мракѣ ночи за садомъ вспыхнулъ огонь, другой, третій.

Павелъ Борисовичъ бросился къ сонеткѣ.

— Поль, не покидай меня, не покидай, это они, это разбойники! — съ воплемъ бросилась къ нему Катерина Андреевна. Пронзительно завизжали Глафира и горничная.

— Смирно! — крикнулъ на нихъ Скосыревъ. — Запереть комнату и ни съ мѣста! Не бойся, Катя, это вздоръ, этого быть не можетъ! Я подыму сейчасъ людей, я переловлю этихъ мерзавцевъ, если это они. Пусти меня, дорогая, не бойся!

Онъ почти на рукахъ донесъ Катерину Андреевну до кушетки и бросился изъ комнаты, крикнувъ Глафирѣ приказаніе запереть дверь и заставить ее мебелью.