Купленная невѣста

Въ домѣ поднялась уже суматоха. Всѣ слышали происходившее въ усадьбѣ и всполошились. Ревомъ ревѣли дѣвушки и казачки, бѣгали изъ комнаты въ комнату помѣщики, натягивая на себя одежду и безцѣльно толкаясь; мрачно и какъ то зловѣще стояли тамъ и сямъ лакеи, переглядываясь другъ съ другомъ.

— Что это? — крикнулъ Павелъ Борисович, подбѣгая къ одному изъ лакеевъ.

Тотъ вытянулся и поблѣднѣлъ.

— Что это, спрашиваю я?

— Н-не могу знать.

— Разбойники, сударь, — угрюмо отвѣтилъ другой. — Собакъ перебили, сторожей тоже, кажись. Изъ окна изъ этого видно вотъ... Человѣкъ десять перелѣзло черезъ заборъ, а теперь ворота отпираютъ...

— А что же дворня? Что челядь вся дѣлаетъ? Охотники гдѣ, конюхи?

— Что-жъ конюхи? Конюхи, чай, заперты, какъ въ западнѣ.

— Запирай двери, живо! Оружіе берите изъ кабинета и боскетной[30], заряжайте всѣ ружья, пистолеты!

— Что-жь, сударь, заряжать? Теперь, стало быть, шабашъ, теперь...

Лакей не договорилъ и покачнулся отъ здоровенной затрещины Павла Борисовича.

— Молчать, собака, и слушаться! — крикнулъ Павелъ Борисовичъ, какъ кричалъ, бывало, эскадрону. — Перваго убью изъ своихъ рукъ, который ослушается! Запирай всѣ двери, заставляй мебелью, сундуками, бери оружіе!

Онъ бросился въ кабинетъ и въ потьмахъ нащупалъ стѣну съ развѣшаннымъ оружіемъ. Схвативъ, что попало, онъ вернулся въ угольную комнату и крикнулъ, чтобы зажигали свѣчи во всѣхъ комнатахъ. Съ умысломъ или отъ страху его не слушали, и онъ принялся наносить удары ножнами тяжелой кавалерійской сабли направо и налѣво. Тамъ и тутъ вспыхнули свѣчи. На дворѣ между тѣмъ по всѣмъ направленіямъ сверкали фонари, раздавались голоса, со скрипомъ и грохотомъ отворялись ворота и гдѣ то яростно и пронзительно кричалъ человѣкъ, котораго, вѣроятно, били. Всѣ эти звуки покрылъ выстрѣлъ, потомъ другой, третій, а затѣмъ раздались крики, брань, вопли.

— Псари вырвались и стрѣляютъ, — шепнулъ одинъ лакей, дрожа всѣмъ тѣломъ, неуклюже и нехотя подвигая столъ къ запертой двери.

— Переколотятъ всѣхъ, ежели такъ, — отвѣчалъ другой.

— Толкуй! — угрюмо отвѣтилъ третій, утирая кровь изъ разбитаго ножнами сабли носа. — Для очищенія совѣсти стрѣляютъ, чтобы послѣ отвѣта не давать. Кому охота взаправду то стрѣлять? Всѣ подготовлены, всѣ перемѣны, какой ни на есть, ждутъ.

— Такъ, можетъ, отпереть двери то, Тихонъ Андронычъ? — шепотомъ спросилъ молодой лакей.

— Дуракъ! Ты запирай, ружье вонъ возьми, чтобы послѣ въ отвѣтѣ не быть, а они попадутъ и въ окно, не бойся!

Павелъ Борисовичъ разбудилъ крѣпко спавшаго Черемисова, и они теперь вдвоемъ бѣгали по комнатамъ и отдавали приказанія. Въ одной сорочкѣ, въ сапогахъ со шпорами, всклокоченный и полупьяный послѣ ужина, Черемисовъ грозно и властно командовалъ, бѣгая по комнатамъ съ саблей наголо въ одной рукѣ и съ пистолетомъ въ другой.

— Защищать каждую дверь грудью! — кричалъ онъ. — Руби мошенниковъ, бей, чѣмъ попало, стрѣляй!

— Ловокъ больно! — насмѣшливо и почти громко проговорилъ одинъ изъ лакеевъ, жена котораго недавно была жестоко наказана по приказанію Катерины Андреевны и сослана въ костромскую вотчину за сожженную утюгомъ юбку и за грубость.

— Что? — грозно обратился къ нему Черемисовъ.

— Ничего, проѣхало.

Черемисовъ размахнулся и ударилъ лакея по лицу.

— Эхъ, баринъ, неладно гостю поступать такъ, чужой ты намъ! — крикнулъ лакей и схватилъ гусара за обѣ руки. Другой лакей подбѣжалъ къ нимъ, за плечи повалилъ Черемисова на полъ и скрутилъ ему локти шнуркомъ отъ портьеры. Въ ту же минуту дверь, выходящая въ сѣни, затрещала отъ сильныхъ ударовъ дубинами или бревномъ, а рама въ одномъ изъ оконъ со звономъ стеколъ влетѣла въ комнату и въ амбразурѣ окна показались головы въ шапкахъ, бороды, колья.

— Погибли мы! — крикнулъ одинъ изъ лакеевъ.

— Небось, не тронутъ, — отвѣтилъ ему шепотомъ другой.

Въ комнату вбѣжалъ старый дворецкій со свѣчей въ одной рукѣ и съ топоромъ въ другой.

— Что вы дѣлаете, разбойники? — кричалъ онъ. — Куда вы идти осмѣливаетесь? Назадъ, смерды проклятые, вонъ!.. Люди, голубчики, бейте ихъ, колите, рубите, спасайте господина вашего!

Онъ кинулся къ окну, размахивая топоромъ, но одинъ изъ нападающихъ вскочилъ уже на подоконникъ и ударилъ старика дубиной по головѣ, со словами:

— Ложись, старый песъ, дрыхнуть, всѣ ужъ зубы съѣлъ на барскихъ-то хлѣбахъ, пора!

Старикъ съ глухимъ стономъ повалился на полъ. Въ то же самое время крѣпкая дубовая дверь не выдержала натиска и полетѣла, роняя нагроможденную мебель. Человѣкъ десять мужиковъ съ топорами, съ рогатинами и ножами ворвались въ комнату и въ одинъ мигъ перевязали не сопротивлявшихся лакеевъ.

Съ пистолетами въ обѣихъ рукахъ въ комнату вбѣжалъ Павелъ Борисовичъ и разомъ выстрѣлилъ изъ обоихъ пистолетовъ въ толпу. Кто то застоналъ, яростно закричалъ, а одинъ изъ мужиковъ бросился на Павла Борисовича и свалилъ его ударомъ дубины по ногамъ, а затѣмъ связалъ кушакомъ. Еще человѣкъ десять ворвались въ дверь и влѣзли въ окно.