КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

Павелъ Борисовичъ, весь погруженный въ думы объ отчаянномъ порученіи своемъ, которое исполнялъ Черемисовъ, и съ минуты на минуту ожидающій встника, сидлъ въ кабинет, выкуривая трубку за трубкой и выпивая стаканъ за стаканомъ крпчайшаго пунша. При вид пристава онъ не всталъ съ кресла и лишь слегка наклонилъ голову. Принимая въ этомъ самомъ кабинет представителей высшей московской аристократіи, Павелъ Борисовичъ не считалъ нужнымъ чиниться съ приставомъ.

— Приставъ Лихотинъ, — отрекомендовался тотъ, шаркнувъ ботфортами и сгибая послушную спину. — Получивъ сообщеніе отъ мстнаго пристава о побг вашей крпостной двки, коя должна была находиться во ввренной мн части, въ дом купца Латухина, въ ту же минуту сдлалъ обыскъ у указаннаго Латухина и, не взирая на его, Латухина, запирательство и на то, что означенная двка была уже препровождена въ укромное мсто, нашелъ ее и привезъ къ вамъ.

— Очень вамъ благодаренъ, господинъ приставъ, — склоняя опять голову, проговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Садитесь, пожалуйста. Человкъ, трубку господину офицеру! Я сообщу о вашей примрной распорядительности вашему начальству, которое, надюсь, дастъ моимъ словамъ значеніе и вы безъ награды не останетесь.

Лихотинъ поклонился.

— Не прикажете ли стаканъ пуншу? — спросилъ Павелъ Борисовичъ.

— Почту за честь.

— Пуншу! Гд же двка, которую вы нашли?

— Оставлена мною въ лакейской вашего дома.

— Сашка, позвать сюда бглянку да клюшницу Аксинью ко мн! Бгаютъ вотъ канальи, не цнятъ господскихъ заботъ о нихъ!

— Да-съ, случаи побговъ не рдки. Мы стараемся всми силами ловить; у меня, напримръ, въ части боле сутокъ ни одна каналья такая не проживетъ, непремнно сцапаю и къ помщику, а дабы не повадно было, второй разъ попадется — деру.

— И мою драли?

— Никакъ нтъ, уважаемый Павелъ Борисовичъ. Не было на сей предметъ вашего полномочія, но если угодно, я съ особымъ удовольствіемъ, хотя жительство ваше и не во ввренной мн части.

— Нтъ, спасибо, зачмъ же? У меня это домашнимъ образомъ длается и двушекъ своихъ я наказаніямъ чрезъ полицейскихъ солдатъ не срамлю, бабы этимъ завдуютъ.

— Весьма, сударь, похвально и симъ вы обнаруживаете отеческое попеченіе о своихъ рабахъ. У меня вотъ въ части дама одна живетъ, вдова полковница Пронова, такъ та ежедневно своихъ горничныхъ къ намъ посылаетъ, такъ ужь и знаемъ. Одинажды даже такой случай былъ: присылаетъ оная Пронова горничную позвать меня на именинную къ себ кулебяку, ну и входитъ квартальный и говоритъ, что отъ полковницы де Проновой двка пришла къ вашему высокоблагородію. Я пишу какую то бумагу. „Дать, говорю, двк двадцать пять лозановъ немедленно и отпустить, ибо знаю ужь привычки госпожи Проновой“...

Павелъ Борисовичъ захохоталъ.

— И всыпали?

— И всыпали-съ. Посл экзекуціи двка входитъ ко мн и говоритъ, что барыня ее послала не за симъ, а лишь звать на кулебяку. Посмялся и сказалъ посланной, что это-де зачтется на будущее время. Препотшный случай-съ!

— Да!

Лакей ввелъ Машу, слдомъ за которой шла клюшница Аксинья, вдающая господскіе ключи и состоящая въ качеств надзирательницы за женскою прислугой.

Маша остановилась въ дверяхъ.

— А, птичка пойманная! — обратился къ ней Павелъ Борисовичъ. — Невста купеческая! Много набгала? Ну, голубушка, теперь пеняй сама на себя. Я покапризничалъ бы немного, подержалъ бы тебя недльку, а потомъ и отдалъ бы тебя за купца за этого, а разъ ты бжала, осрамила меня, такъ не взыщи! Купца теб не видать, какъ ушей своихъ, а за побгъ я строго взыщу съ тебя, ибо ты меня осрамила и подала примръ дворн, которая побгами у меня не занимается. Прости я тебя, такъ побгутъ и другія. Врно, господинъ приставъ?

— Всеконечно-съ...

— Ну, вотъ. Подвела ты и другихъ подъ бду: управляющему я за тебя оплеухъ надавалъ, сторожа на конюшню водили, а теперь вотъ и тебя проучатъ.

Грозный приказъ готовъ былъ сорваться съ устъ помщика и Аксинья подошла уже къ Маш, но, взглянувъ на Машу, Павелъ Борисовичъ увидалъ, что эта двушка совсмъ не то, что прочія его горничныя и даже пвицы. Не только красота Маши остановила его, нтъ, а что то другое. Красотой не уступали и другія, а пвица и фаворитка барина Наташа была много лучше Маши, что не спасало ее отъ посщенія „мизиминчика“, который служилъ чмъ то врод застнка. Не красота Маши остановила Павла Борисовича. Съ такимъ выраженіемъ глазъ и всего лица онъ не видалъ еще крпостныхъ ни у себя, ни у другихъ. Что то возвышенное и благородное было въ лиц этой блдной двушки, и это спасло ее.

— Наказывать я тебя не буду, — проговорилъ Павелъ Борисовичъ, — не буду потому, что ты была любимицей моей покойной тетушки Прасковьи Васильевны, а вотъ запереть тебя прикажу. Аксинья, посадить ее въ двичью, дать работу и беречь пуще глаза, ты отвчаешь мн за нее, а ты, Надежда, помни, что за вторичную попытку убжать я поступлю съ тобой строго и ужь не помилую. Ступай!

— Въ ножки барину поклонись, въ ножки! — обратилась къ Маш Аксинья.

— Не нужно, — проговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Уведи ее и помни, что я сказалъ.

Аксинья поклонилась барину и вывела Машу за руку.