КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

Молодой купецъ уперся руками въ прилавокъ, наклонился немного впередъ, да такъ и замеръ. Никогда еще не видалъ онъ личика боле милаго, очей боле ласковыхъ, стана боле стройнаго и гибкаго. Бывали у него въ лавк и барышни, и купеческія дочери, видалъ онъ въ Москв много хорошенькихъ, но такой не видалъ. Передъ важными барынями и барышнями, которыя едва удостоивали своимъ вниманіемъ низко кланяющагося купца, онъ роблъ, конфузился; купчихи большею частію были очень грузны, неповоротливы и тоже или важничали, или робли, а эта такъ просто говорила, такъ ласково и привтливо смотрла, такъ непринужденно облокотилась одною рукою на прилавокъ, а другою играла кончиками платка. Ручки у нея были хорошенькія, бленькія; на мизинц лвой она носила серебряное колечко съ бирюзой.

— Есть драдедамъ? — повторила она.

Латухинъ очнулся наконецъ. Онъ быстро приподнялъ пуховую шляпу „французскаго фасона“, взмахнулъ ею по воздуху, поклонился и отвтилъ:

— Есть-съ лучшій-съ... Антипычъ, покажи драдедамъ... Первыхъ сортовъ...

Задремавшій отъ бездлья прикащихъ Антипычъ не вдругъ пошевелился, тогда Иванъ Анемподистовичъ самъ схватилъ „штуку“ модной тогда матеріи драдедама и развернулъ на прилавк.

— Вотъ-съ. Французскій товаръ, во всей Москв другого куска изъ такихъ сортовъ не найде-съ.

— Да, этотъ очень хорошъ, но мн немного нужно, всего три аршина, — проговорила двушка. — Барын на оборку не хватило.

— Три вершка отржемъ, а не то что-съ. Прикажете?

— А цна какая?

— Цна-съ?

Латухинъ быстро отмрилъ три аршина „съ походомъ“ и отрзалъ.

— Ахъ, что вы это сдлали? — воскликнула двушка.

— А что-съ?

— Да какъ же это? Вы отрзали ужъ, а цны я не знаю. Мн барыня дороже трехъ рублей ассигнаціями давать не приказала.

— Трехъ-съ? А этотъ я вамъ отдамъ по два съ полтиной. По полтинничку отъ аршина на оршки останется.

— Иванъ Анемподистовичъ, вы, знать ошиблись. Этотъ драдедамъ по четыре съ гривной, вонъ мтка-то, — замтилъ очнувшійся уже отъ дремоты прикащикъ.

Густая краска выступила на лиц молодого купца. Онъ сконфузился, смшался, но, однако совладалъ съ собою и бросилъ на прикащика гнвный взглядъ.

— Не ваше дло, Антипычъ, ступайте на галдарею.

Старикъ понялъ въ чемъ дло, чуть-чуть усмхнулся и вышелъ.

Поняла и двушка, что это былъ ей подарокъ, уступка, быть можетъ, подкупъ. Она тоже покраснла и потупила глаза; губки ея перестали улыбаться.

— Получите, — тихо сказала она, подавая „бленькую“.

— Сударыня, вы обидлись, кажется? — робко заговорилъ Латухинъ. — Я не ради чего-нибудь, а ради только уваженія-съ. Отъ чистаго, можно сказать, сердца и ото всей души моей.

Красивый Латухинъ былъ такъ деликатенъ, такъ робко и нжно смотрль, такъ не похожъ былъ на прочихъ торговцевъ, которые ухаживали за простыми двушками безцеремонно и дерзко, что двушка ободрилась, перестала и бояться, и сердиться. Она взглянула на купца и снова улыбнулась.

— Да зачмъ же это? Не надо совсмъ, — проговорила она.

— Дозвольте уступить для почину! — съ мольбою въ голос попросилъ Латухинъ. — Намъ это ничего не составляетъ, а для васъ...

— А для меня?

— А вамъ на оршки-съ. Въ услуженіи находитесь?

— Да, я горничная генеральши Прасковьи Васильевны Трескотьевой.

— Крпостныя-съ?

— Крпостная.

— Стало быть, капиталовъ вамъ взять негд-съ, а по младости лтъ вашихъ вамъ и оршковъ, и конфетиковъ, и ленточку имть желательно, вотъ и пригодится-съ. Обидите, ежели не возьмете-съ. Мы продавать вольны по цн, какую обозначимъ сами, намъ никто не указъ.

Двушка подумала и согласилась. Латухинъ медлилъ давать ей сдачу, заговорилъ съ нею, просилъ не забывать его лавку и почувствовалъ себя влюбленнымъ, когда красавица ушла. Скоро онъ опять увидалъ двушку въ своей лавк, потомъ за всенощной въ приход Николы Явленнаго, гд былъ домъ генеральши Трескотьевой, потомъ на гулянь въ Подновинскомъ. Онъ узналъ, что она любимая камеристка генеральши, что генеральша очень строга, но Надю, — такъ звали двушку, — не обижаетъ, холитъ, хотя и держитъ въ ежевыхъ рукавицахъ. Узналъ Латухинъ и то, что генеральша крпостныхъ двушекъ замужъ не выдаетъ, а за Надю не возьметъ никакого выкупа. Это повергло влюбленнаго купца въ отчаяніе, — онъ хотлъ жениться на Над и она любила уже его. Влюбленные не знали, что длать, плакали; Латухинъ собирался уже идти къ генеральш и молить ее отдать ему Надю, какъ старая болзненная генеральша умерла, а домъ ея, вотчина и все состояніе перешло къ племяннику, отставному гвардіи поручику Павлу Борисовичу Скосыреву.

Всю дворню генеральши отправили въ имніе ея, сельцо Чистополье, Владимірской губерніи, но теперь надежда обладать любимою двушкою у Латухина воскресла. Онъ разузналъ все про новаго владльца любимой двушки, познакомился съ его управляющимъ Шушеринымъ и устроилъ дло. Шушеринъ общалъ ему вольную Нади за тысячу двсти рублей на ассигнаціи, но за хлопоты выговорилъ себ три тысячи, получивъ половину въ задатокъ. Кром того Латухинъ общалъ покровительство племянникамъ Шушерина и далъ слово „вывести ихъ въ люди“, приспособивъ къ торговому длу.