КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

— Страсти говоришь, любезный, угрозы произносишь, а это нехорошо, — строго замтилъ приказный. — Надо законными мрами побждать, а не о столь беззаконномъ дяніи думать. Кистенемъ да топоромъ не многаго добьешься и заслужишь кнута на торговой площади, а вотъ ежели другимъ орудіемъ войну поведешь, такъ можешь и побду одержать, и незапятнаннымъ остаться.

— Какое же это орудіе, почтенный?

— Гусиное перо. Хе, хе, хе... Хорошо очиненное и въ рукахъ человка, законами умудреннаго, оно великія дла надлать можетъ, мой почтенный!

Приказный поднялъ руку съ отдленнымъ указательнымъ перстомъ, и на лиц его засіяла самодовольная улыбка; онъ коснулся любимаго предмета, осдлалъ своего конька.

— Великая вещь гусиное перо и листъ бумаги въ рукахъ законника! Я могу такую изобразить на ономъ лист бумаги заковыку, что цлая палата умнйшихъ, посдвшихъ надъ бумагами и законами чиновниковъ въ тупикъ встанутъ и руками разведутъ. Пока они тамъ будутъ статьи отыскивать, законы подводить, я имъ еще бумажку! Хе, хе, хе... Они найдутъ выходъ, возразятъ, отпишутъ, а я имъ такую придумаю цыдулку[19], что имъ и отвчать нечего, прямо тьмы египетской напущу имъ, и пресвтлый разумъ ихъ затуманю, а отвтить то они мн обязаны по закону, ибо не единая бумага безъ отвта и безъ узаконеннаго порядка пройти не можетъ, нтъ! Въ регистратур ее запишутъ во входящій журналъ, отмтятъ номеромъ и передадутъ въ подлежащій столъ, а тамъ отвтъ надо дать по форм и за надлежащимъ номеромъ въ исходящій журналъ записать. Пока они отписываются, я имъ запросъ да въ то же время въ другое учрежденіе по этому самому длу бумагу, а то учрежденіе имъ тоже запросъ, отношеніе, рапортъ, предписаніе, указъ... И заварится каша великая изъ смени крапивнаго на густомъ масл чернильномъ. Хе, хе, хе... Нижній земскій судъ въ верхній таковой же войдетъ съ запросомъ, а верхній снесется съ палатой гражданскаго суда, коя будетъ ужо знать, что дло ей не подсудно, и передаетъ его въ палату уголовнаго суда, да вдь когда это? Это вдь посл горы бумагъ, посл того, какъ писцы испишутъ море чернилъ. Все зависитъ, почтенный, отъ того, какъ написать, какъ крючекъ зацпить. Ежели умно дло вести, такъ хватитъ переписки то на сорокъ лтъ, да. Пройдутъ года и выйдетъ резолюція: „крпостную двку помщика Скосырева признать за принадлежащую ему, Скосыреву, и водворить ее по мсту жительства, о чемъ и дать ей, двк, знать чрезъ полицейское управленіе“, а двка то эта, лтъ десять тому назадъ, волею Божіею помре, вотъ ты и водворяй ее по мсту жительства! Хе, хе, хе... Придетъ эта резолюція тогда, когда ужъ у тебя дти женатыми будутъ, такъ и тогда можно отписываться бумагами. Все дло, родной, въ томъ, чтобы имть для тяжбы деньги и надежнаго человка, вотъ что!...

Латухинъ слушалъ приказнаго съ напряженнымъ вниманіемъ, и когда онъ кончилъ, съ превеликимъ удовольствіемъ понюхавъ табачку изъ берестяной тавлинки, съ жаромъ пожалъ ему руку.

— Такъ ты ужъ помоги мн, добрый человкъ! — проговорилъ онъ. — Я твой слуга и плательщикъ.

— Непремнно помогу.

Барашкинъ оживился, выросъ. Пресмыкаясь по трактирамъ и кабакамъ и строча жалобы и разныя кляузы за полтинникъ и полштофъ водки, онъ былъ пьяницей, жалкимъ пропойцемъ и сгибъ бы гд нибудь подъ заборомъ или отъ руки запутаннаго кляузами обывателя, но почувствовавъ въ своихъ рукахъ дло „хлбное“, хорошее дло, за которое можно было взяться какъ слдуетъ и приложить вс свои способности и знаніе сложной махинаціи тогдашняго судопроизводства, Барашкинъ почувствовалъ себя нужнымъ, способнымъ и, какъ воинъ, облнившійся въ мирное время, разомъ выростаетъ и хватаетъ оружіе, заслышавъ призывъ къ славной битв, воспрянулъ и сбросилъ съ себя лнь, пьянство, апатію. Онъ даже наружно преобразился и сшилъ себ фракъ, надлъ высокое жабо, чисто выбрился и зачесалъ внушительный „кокъ“, на сдющей голов. Дло было именно „хлбное: “ можно было брать и со Скосырева, и съ Латухина, что въ ту темную, подъяческую пору практиковалось очень часто.

Латухинъ, видя увренность своего довреннаго, повеселлъ и ждалъ лишь „Красной горки“, что-бы обвнчаться съ Надей. Ей онъ ничего не говорилъ на этотъ разъ, чтобы не терзать молодую счастливую невсту, и только съ невыразимою тоской взглядывалъ иногда на нее украдкой, когда она, сіяющая, счастливая, похорошвшая еще боле, готовилась къ свадьб. Онъ все таки боялся, все таки ждалъ бды, если и не теперь, то посл свадьбы.

Одинъ разъ зашелъ къ нему Шушеринъ и окончательно напугалъ его. Самый видъ уже изгнаннаго управителя не предвщалъ ничего добраго. Розовый сіяющій всегда, благоухающій помадой и амбре, Шушеринъ былъ теперь угрюмъ, плохо выбритъ, небрежно одтъ и похудлъ, былъ именно похожъ на человка, надъ головою котораго виситъ бда, на человка, который состоитъ подъ судомъ.

— Плохо наше дло, Иванъ Анемподистовичъ! — съ тоскою проговорилъ Шушеринъ.

Они взаимно корили другъ друга, и когда Латухинъ говорилъ Шушерину, что вся бда изъ за него, что онъ виновникъ несчастія, Шушеринъ только рукой махалъ и возражалъ такъ: