КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

Черемисовъ размахнулся и ударилъ лакея по лицу.

— Эхъ, баринъ, неладно гостю поступать такъ, чужой ты намъ! — крикнулъ лакей и схватилъ гусара за об руки. Другой лакей подбжалъ къ нимъ, за плечи повалилъ Черемисова на полъ и скрутилъ ему локти шнуркомъ отъ портьеры. Въ ту же минуту дверь, выходящая въ сни, затрещала отъ сильныхъ ударовъ дубинами или бревномъ, а рама въ одномъ изъ оконъ со звономъ стеколъ влетла въ комнату и въ амбразур окна показались головы въ шапкахъ, бороды, колья.

— Погибли мы! — крикнулъ одинъ изъ лакеевъ.

— Небось, не тронутъ, — отвтилъ ему шепотомъ другой.

Въ комнату вбжалъ старый дворецкій со свчей въ одной рук и съ топоромъ въ другой.

— Что вы длаете, разбойники? — кричалъ онъ. — Куда вы идти осмливаетесь? Назадъ, смерды проклятые, вонъ!.. Люди, голубчики, бейте ихъ, колите, рубите, спасайте господина вашего!

Онъ кинулся къ окну, размахивая топоромъ, но одинъ изъ нападающихъ вскочилъ уже на подоконникъ и ударилъ старика дубиной по голов, со словами:

— Ложись, старый песъ, дрыхнуть, вс ужъ зубы сълъ на барскихъ-то хлбахъ, пора!

Старикъ съ глухимъ стономъ повалился на полъ. Въ то же самое время крпкая дубовая дверь не выдержала натиска и полетла, роняя нагроможденную мебель. Человкъ десять мужиковъ съ топорами, съ рогатинами и ножами ворвались въ комнату и въ одинъ мигъ перевязали не сопротивлявшихся лакеевъ.

Съ пистолетами въ обихъ рукахъ въ комнату вбжалъ Павелъ Борисовичъ и разомъ выстрлилъ изъ обоихъ пистолетовъ въ толпу. Кто то застоналъ, яростно закричалъ, а одинъ изъ мужиковъ бросился на Павла Борисовича и свалилъ его ударомъ дубины по ногамъ, а затмъ связалъ кушакомъ. Еще человкъ десять ворвались въ дверь и влзли въ окно.

— Никого не убивать безъ нужды! — раздался зычный голосъ, и на порог появилась колоссальная фигура дяди Игната, а рядомъ съ нимъ Наташа, одтая мальчикомъ, съ шапкой набекрень, съ длиннымъ ножомъ въ рукахъ, взволнованная, съ блистающими глазами.

— Пуще всего барыню не смть трогать! — звонко крикнула она. — Все берите себ, а ее мн, моя она!

Павелъ Борисовичъ, легко раненый, узналъ Наташу. Онъ приподнялся съ полу, на сколько позволяли ему связанныя руки и ноги и крикнулъ:

— Наташа!

Двушка дрогнула вся отъ этого голоса и бросилась впередъ.

— Баринъ, голубчикъ, солнышко ты мое! — проговорила она. — Эй, ребята, развязать барина сію минуту!

— Прытка больно, — усмхнулся на это дядя Игнатъ. — Хоть ты и атаманша, а бабьяго твоего разума не послушаемся. Развязать его, такъ онъ въ капусту изрубитъ половину нашихъ. Ничего, полежитъ и такъ, а вреда ему не смть длать...

— Наташа, не трогай барыню! — умоляющимъ голосомъ заговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Все прощу, никто не узнаетъ про вашъ грабежъ, бери все добро мое, но не трогай барыню...

— Прости, голубчикъ мой, солнце мое красное, баринъ мой ласковый, а не могу я исполнить воли твоей! — сказала Наташа. — Сердце она изъ меня вынула, сгубила, на каторг мн быть, такъ не простить мн ее! Сама судьямъ отдамся, сама свою голову понесу, а ее... ее изведу!..

— Наташа, вспомни, какъ я любилъ тебя! — со слезами проговорилъ Павелъ Борисовичъ.— Ради любви моей не трогай ее!

— Не могу, баринъ, силушки нтъ!

Наташа махнула рукой и бросилась въ хорошо знакомыя комнаты Катерины Андреевны, мимо грабившихъ домъ разбойниковъ. Не обращая вниманія на Батулина, который сидлъ въ гостиной связаннымъ и охрипшимъ голосомъ кричалъ что-то дикое, безсмысленное, не обращая вниманія на двухъ гостей Павла Борисовича, которые отбивались отъ полдюжины разбойниковъ старыми, ржавыми шпагами, не видя ничего, устремилась Наташа къ комнат Катерины Андреевны. Тутъ былъ уже дядя Игнатъ и колотилъ своимъ пудовымъ кулакомъ въ запертую дверь.

— Отпирай, Глаша! — кричалъ онъ, слыша за дверями голосъ рыдающей Глафиры. — Отопрешь добромъ, такъ только башку сверну, а то такъ жилы вытяну!

Рыданія трехъ женщинъ были отвтомъ на эти слова. Дядя Игнатъ навалился плечомъ на рзную фанерную дверь, и она съ трескомъ вылетла.

Черезъ нагроможденную около двери мебель бросилась Наташа въ комнату и увидала Катерину Андреевну, которая стояла около пышной кровати своей, схватившись руками за рзной столбикъ, поддерживающей штофный пологъ кровати.

— Наташка! — съ неописаннымъ ужасомъ крикнула Катерина Андреевна, и ноги у нея подкосились.

— Я, матушка барыня, я, на поклонъ къ теб пришла!

Наташа схватила Катерину Андреевну за руки.

— Моя теперь, моя, никто не смй трогать ее, я потшусь надъ ней! — закричала она.

На колокольн господской церкви ударили въ это время въ набатъ.

ХХІV.

Среди гомона, среди криковъ и псенъ пьяныхъ разбойниковъ, успвшихъ еще до нападенія на домъ заглянуть въ господскіе погреба, и среди плача женской прислуги, никто не слыхалъ звуковъ набата. Особенно не могла ничего слышать Наташа, вся охваченная жаждою мести. Она держала Катерину Андреевну за руки, смотрла ей въ лицо сверкающими глазами и злобно смялась. Катерина Андреевна не билась, не рвалась и только дрожала всмъ тломъ и тихо, едва слышно твердила:

— Спасите, спасите меня!