Купленная революция. Тайное дело Парвуса

Вряд ли кто-нибудь знает, что Ленин, будучи проездом в Берлине, сознательно опоздал на паром в Засниц и переночевал в одном из отелей. Поезд отъезжал в 7.15, он прибыл на паромную станцию с опозданием в 26 часов: в Берлине задержался примерно на 20 часов, в пути находился тоже около 12 часов. Из дневника Курта Рицлера, референта рейхсканцлера Бетманн-Хольвега по политическим вопросам ведения войны, вытекает, что он сам вел переговоры с Лениным. Из его записей от 13 апреля 1917 года следует:

«Правильно также, что через пару недель Россия будет готова к большим концессиям…»

Но дневник Рицлера недоступен петроградскому следователю Александрову.

Кто теперь знает, что Ленин еще до Ганецкого и Парвуса получал деньги из Берлина через Кескюла, а еще раньше — от австрийцев, но, к его счастью, в 1916 году Кескюла порвал с Берлином и, таким образом, исчез из поля зрения. А кто знает о просьбе оказать еще большую денежную помощь и о благодарственной телеграмме Ганецкому о ее получении или о пассаже в одном из писем ему: «…Если они меня когда-нибудь схватят, привези мою записную книжку для безопасности в Стокгольм!»

Для Парвуса петля доказательств становится все уже — но он находится за границей, и поэтому не может быть схвачен.

Государственный советник Николай Александрович Пешков, который был послан Министерством торговли в 1916 году от имени «Комитета по ограничению торговли с вражескими нам странами» в Копенгаген, чтобы составить так называемый «черный список», сообщает: «…Вскоре я услышал от датских коммерсантов 0членов Российской миссии, что по инициативе германского правительства один русский эмигрант, социал-демократ Гельфанд, — известный среди прочего по кличке «Парвус», — основал «Общество изучения социальных последствий войны». Это общество имело библиотеку, но к ней не имели свободного доступа те, кто хотел читать русские газеты. Только те могли ею пользоваться, кто входил в общество, а это можно было сделать с большим трудом, будучи русским — во всяком случае, была нужна личная рекомендация от кого-либо, кто находился близко к Парвусу. Впрочем, общество не выпускало никаких трудов, и хотя оно называло себя «международным», там вращались только немцы.

Мне было также известно, что Парвус мог свободно въезжать в Германию и выезжать из нее; несколько раз он ездил в Берлин. Перед войной он (…) сколотил в Константинополе миллионное состояние. Когда он обосновался в Копенгагене, я видел однажды его автомобиль, который считался тогда самым фешенебельным и дорогим, какие тогда там были. Близким другом Парвуса был русский эмигрант Сукенников. Перед войной он жил в Берлине, и у него был издательский дом, в котором он печатал памфлеты о России или русских лидерах.

Во время пребывания в должности министра Штюрмера [26]и Протопопова, [27]непосредственно перед Февральской революцией, он занимался тем, что издавал одну газету на шести языках с целью подготовить общественное мнение в нейтральных странах к Необходимости сепаратного мира между Россией и Германией; он говорит, что получит за это много денег, но не говорит, от кого. Для газеты он хотел также заполучить известного писателя Колышко. (…) Кроме того, он на дружеской ноге с немецким агентом Зюнцем. У него было так называемое «корреспондентское бюро». Я узнал, что другие агенты получалц там задания и сообщения. К ним относился также Фюрстенберг, о котором было известно, что он работает на германское правительство…»

Из Копенгагена следователь получает письмо:

«Секретно. Министерство иностранных дел, правовой отдел.

Следователю по особо важным делам, Петроградский окружной суд.

По запросу Главного управления Генерального штаба прокурору уголовного суда передать информацию Министерства иностранных дел через Парвуса правовой отдел считает своим долгом переслать Вам копии телеграмм Русской миссии в Копенгагене и Министерства иностранных дел по его вопросам…»

К нему приложены некоторые документы — копии писем и телеграмм: