Куплю чужое лицо

Михай неожиданно ухватил старика за жилетку, рванул на себя. Я не стал укорять верзилу. Приподнявшись с корточек, резко ударил его в промежность и, не дав вздохнуть, ударил локтем в челюсть, затем встречным ударом слева. Комбинация, как всегда, не подвела. Обидчик молча, как бы внутренне соглашаясь, рухнул на публику. Я извинился за причиненные неудобства, интуитивно чувствуя, что симпатии на моей стороне.

В стане врага воцарилось неловкое молчание. Лишившись вожака, каждый тактично давал понять, что уступает пальму первенства. Михая задвинули под кровать.

Я тоже чувствовал неловкость – стоял как неприкаянный. Определиться бы сразу: драться или нет. Поэтому я так и спросил:

– Ребята, ну чего там, драться будем или как?

Первым из кучки поднялся гладко выскобленный качок. За ним – сутулое чучело, оно вымученно улыбнулось, оголив стальные зубы. Тут и остальные повскакивали: некто в тельняшке и семейных трусах, еще один культурист с неразборчивым изречением, выколотым на груди. Последним, как бы нехотя, поднялся патлатый уродец в грязных штанах, которого я побил за неучтивость в первые же минуты своего пребывания в Бутырке.

Место для сражения расчистилось с фантастической скоростью. Видно, в камере это было отработано. Народ ломанулся на верхние ярусы коек.

– Выступают Рокки против группы Михая! – выкрикнул кто-то с галерки.

– Только по одному, – попросил я, снимая майку. – Не могу же я всех одновременно уконтрапупить.

Первым вышел бритый качок. Надо было оправдывать кличку Рокки. Я церемонно поклонился, сложив ладони, как предписывает этикет восточных единоборств. В ответ мой противник двинул мне в ухо. Я обиделся и ответил молниеносным, как бросок кобры, ударом в челюсть. Он устоял.

Враги подбадривали:

– Козюля, дай ему!

Остальные кричали:

– Рокки, замочи его!

Пропустив пару тычков, я наконец изловчился и нанес сокрушительный удар в чугунную голову Козюли.

Это вызвало дикий восторг.

Тут же на центр камеры выскочил культурист. У него была кличка Чемодан. Он тоже скинул майку и встал на изготовку. Я сказал, что по правилам боя мне надо отдышаться. Но Чемодан тупо ринулся на меня. Эта наглость придала мне ярости. Чемодан был посильней Козюли. Мы рубились минут пятнадцать, а может, час. В конце концов мы повисли друг на друге. Наконец мне удалось провести свой коронный мощный хук – и бездыханный Чемодан повалился на своих корешей. Им ничего не оставалось делать, как втроем ринуться на меня.

Я чувствовал – все были на моей стороне. Камера орала и визжала от восторга. Болельщики скакали на кроватях, одна из них с грохотом рухнула, придавив зрителей нижнего яруса. Кто-то взвыл от боли, но никто не обращал на это внимания.

Все кричали:

– Рокки! Рокки! Рокки!

Моим союзником была теснота. Толкнув ногой одного, я сразу валил на пол троих. Но Сутулому удалось зайти мне за спину. Пока я отбивался от остальных, он колотил в мой затылок, как в грушу. Возможно, меня бы растоптали, но у народа все же проснулась совесть. А может, ребяткам тоже захотелось размяться. Обитатели посыпали с кроватей, и завязалась кровавая битва. В воздухе со свистом проносились ботинки, миски, кружки и туалетные принадлежности. Кто-то для куража вспорол подушку, и она летала, оставляя, подобно реактивному самолету, белый шлейф.

Никто не заметил, как распахнулась дверь и в камеру ворвались страшные и ужасные бойцы спецназа. Мордовороты в масках, касках-сферах и бронежилетах принялись беспощадно колотить всех, кто попадался под руку. Спустя минут пять стало тихо, как в раю. Ни слова не сказав, «маски-шоу» вышли из камеры.

Буквально через два часа меня определили как зачинщика драки и прописали для профилактики ШИЗО. В штрафном изоляторе я просидел неделю. Это были самые скучные дни моей жизни…

После отсидки меня привели к сияющему следователю Кинжалкину. Я не удержался от вопроса:

– Чего это вы такой счастливый – удачно женились?

– Я не женат! – почему-то с обидой ответил Кинжалкин. – А вот ваши супружеские доблести нам известны.

И он загадочно усмехнулся. Меня привели в помещение, где скучали двое парней примерно моего возраста, носатая девица в очках и толстячок с газетой в руках.

– Присаживайтесь, где хотите. – Кинжалкин показал на лавку, где сидели парни.

– Не очень большая свобода выбора, – усаживаясь между ними, не удержался я от замечания.

Как я и предполагал, предстояло тюремное шоу под названием «Процедура опознания».

Кинжалкин заученной скороговоркой зачитал мои права, поочередно представил понятых – толстяка и девицу, фамилии которых я тут же забыл.

Заглянул контролер:

– Ну что, заводить?

Мужчины, сидевшие рядом, напряглись, я же постарался расслабиться.

– Заводи! – разрешил Кинжалкин.

– А наручники неплохо было бы снять. Или надеть всем, – заметил я.

– Стоп, стоп, стоп!!! – заорал Кинжалкин.

Контролер хлопнул себя по лбу, тут же отомкнул и спрятал «браслеты» в карман.

– Первый раз за пятнадцать лет безупречной службы, – смущенно пробормотал он.