Куплю любовницу для мужа

— Постой! — Тата схватила его за руку. — Я хочу, чтобы ты остался!

Он резко повернулся к ней и радостно выдохнул:

— Правда? Ты уверена?

— Абсолютно, — кивнула она. — Мне с тобой хорошо и спокойно. И очень не хочется сегодня быть одной. Пожалуйста, останься, Гордей! — она приподнялась на цыпочки, потянулась к нему и прикоснулась губами к его губам.

Медлить Гордей не стал. Он подхватил Тату на руки и ворвался в номер, ногой захлопнув дверь. Донеся девушку до кровати, бережно положил на шелковое покрывало. Она смотрела на него снизу вверх широко открытыми глазами. Он рванул на себе галстук, стащил через голову рубашку. Положил слегка дрожащие от возбуждения пальцы на ее теплые колени, погладил их и приподнял подол платья. И задохнулся от прилива чувств. На ней были трогательные белые хлопковые трусики. И от вида этой узкой полоски ткани, прикрывающей бедра и самое сокровенное, у него все поплыло перед глазами. Такое скромное белье всегда возбуждало его намного больше, чем затейливые стринги со стразами, которые так любили многочисленные Инстаграмм-подстилки. Сдерживая желание немедленно разорвать тонкую ткань, он поцеловал полоску кожи над резинкой трусиков, подцепил их зубами и потянул вниз. Тата охнула, вздохнула, напряглась и прошептала:

— Пожалуйста, осторожно!

Он рывком поднялся наверх, поцеловал ее в губы и выдохнул:

— Обещаю, что буду самым осторожным на свете! Не бойся меня, Таточка!

— Я и не боюсь. Просто… я стесняюсь, — пролепетала она, стыдливо закрыв глаза.

И от этого "я стесняюсь" бедра Гордея свело такой сладкой судорогой желания, что он полностью перестал ощущать свое тело. Где-то там полыхало. Где точно, он не знал. Просто любил каждый сантиметр этого нежного трогательного тела. Любил без устали, раз за разом. И силой заставил себя остановиться только после того, как Тата взмолилась:

— Можно мне отдохнуть? У меня уже там все болит!

— Прости, ради бога! — он обнял ее двумя руками и поцеловал в теплую макушку, пахнущую персиковым шампунем.

Тата положила голову ему на грудь и тихо засопела. Он, боясь пошевелиться, смотрел в темноту и ругал себя за то, что набросился на бедную девочку, как голодный солдат. Давно с ним такого не было. Даже и не вспомнить, сколько конкретно. Эта девушка разбудила в нем ненасытного зверя. Среди всех его женщин — а их было немало, такое удавалось только Насте. Теперь свой рекорд он повторил с Татой. Гордей заложил одну руку под голову и подумал о том, что, наверное, он не самый плохой на свете человек, если вселенная посылает ему такое невероятное счастье.

В теле чувствовалась приятная усталость, но он был бы не прочь повторить еще пару раз, если бы Тата не заснула. Ладно, успеется утром. Он позволил себе задремать. И, проваливаясь в сон, на пороге реальности и грез, вдруг услышал в коридоре громкие голоса и густой забористый мат.

Но сонный мозг не успел разбудить тело, и пока Гордей лениво думал, что нужно встать и посмотреть, что там, дверь сотряслась от тяжелого удара. Гордей одним прыжком оказался на ногах, слетев с постели. Тата, проснувшись, громко завизжала. В дверь колотили с такой неистовой силой, словно в коридоре бесновался дикий горный тролль.

— Что за на…? — успел выкрикнуть Гордей, схватив со стула брюки.

И в этот момент дверь, не выдержав напора снаружи, качнулась, слетела с петель и с грохотом рухнула внутрь номера.

Анастасия

Сказать легче, чем сделать. Бодро соврав Гордею, что у меня тоже свидание, я долго стояла под теплым душем. Потом набросила любимый шелковый халатик — черный, в огромных подсолнухах и с ярко-желтыми манжетами, сделанными из меховых подсолнухов поменьше. Взяла коробку вишни в шоколаде и забралась в постель. Можно позвонить Максу и куда-нибудь пойти, но не хочется. Хочется забиться в тихий теплый угол, включить хороший старый фильм, где все любят друг друга, долго страдают, но все заканчивается хорошо, и всласть поплакать, вспоминая былое счастье.

Щелкаю пультом от телевизора, висящего на стене напротив кровати, переключая каналы. На одном из них фрагмент старого документального фильма. Печальный человек с мудрыми глазами и загадочной фамилией Окуджава выводит тихим проникновенным голосом:

Все веселы,

И все женаты,

И все поют стихи Булата

Шоколад становится комом в горле. Все веселы и все женаты. Мы с Гордеем веселы и женаты. И никаких любовниц. И все просто и ясно. Мы друг у друга есть. Слезы ручьем текут из глаз. Забиваюсь под одеяло и разрешаю себе расслабиться. Дома никого нет, поэтому не нужно плакать в ванной, включив воду, как плачут обычно сильные женщины. Можно громко выть в голос, некрасиво разевая рот, не боясь выглядеть уродиной. Подушка намокает от слез. Бросаю ее на ковер и беру подушку Гордея. Обнимаю ее, вдыхая его запах. А где-то сейчас его обнимает другая женщина. И я знаю, как ее зовут и как она выглядит.