С замиранием сердца звоню в дверь. Мне открывает женщина лет сорока с небольшим, очень похожая на Тату. Невысокая, худенькая, с круглым миловидным лицом и ямочками на щеках, она одета в легкий халатик в веселеньких цветочках.
— Добрый вечер, — улыбается она, с удивлением глядя на меня.
— Добрый! Простите за вторжение. Я насчет вашей дочери.
Улыбка сходит с ее лица.
— Она что-то натворила опять, да? — в глазах женщины мелькает испуг.
Открываю рот, чтобы выдать заготовленную легенду, и… понимаю, что мне совсем не хочется врать этой милой женщине. Да и не поверит она, скорее всего, что я журналистка, которая пишет о моделях, что пробились из самых низов.
— Она любовница моего мужа, — выдаю я и осекаюсь.
11 глава. Его любимая Жизель
— Ох, господи! — она на миг закрывает лицо руками, замолкает, а потом решительно произносит: — Заходите!
Суетясь, она бежит передо мной по коридору.
— В залу проходите, пожалуйста! Садитесь. Нет, этот стул качается. Муж все обещает починить, но вы же знаете мужиков: все завтра, все потом, кроме пива и рыбалки. Вот на этот присядьте, — она усаживает меня за стол, покрытый вязаной крючком скатертью.
Сама садится напротив.
— Может, чаю? Вас как зовут, кстати?
— Настя. Спасибо большое, чаю не нужно.
— А я Мария.
Повисает напряженная пауза. Я не знаю, как начать этот тяжелый разговор. А она явно боится спрашивать. Сидит, теребит краешек скатерти, и вдруг закрывает лицо руками, всхлипывает и причитает:
— Господи, стыдоба какая! Господи! За что мне это? — она отрывает руки от лица, — я же все для нее делала. Мы с отцом ничего не жалели. От себя отрывали — клянусь вам! Давали, что могли, а давать-то особо и нечего. Я в столовке всю жизнь поварихой, отец водилой вкалывает. А она, понимаете, себе в голову вбила, что принцесса. И что ей все особое подавай. Даже как-то крикнула нам, что мы ей не родные.
— В каком смысле? — решаюсь уточнить я. — Она приемная дочь?
— Да какая там приемная! — машет руками Мария. — Наша она. Просто лет до десяти была девочка как девочка. В принцесс игралась. Ну они все же такие! А потом как свихнулась. На самом деле вообразила себя принцессой. Прям слово не скажи! Все поперек делала. Как бес в нее вселился. Я ее даже к знахаркам водила. Думала: может, гормоны или еще что? Отпаивали ее травками, заговоры читали — да только не вышло ничего путного. Наоборот, такое впечатление, что еще хуже стало.
— А к врачу не пытались? — осторожно осведомляюсь я. — Знаете, хороший психиатр мог бы помочь, возможно.
— Да не догадались мы к врачу, — горько произносит она. — Да и не до того было. Сначала лихие 90-е еле пережили. Она как раз в девяносто четвертом родилась, когда отец работу потерял. Да и потом еле выплывали. А Лена как раз уже подросла, и с этим своим Сашкой встречаться начала.
— С Сашкой? С Хлыстовым? — от волнения у меня даже голос дрогнул.
— Да, Хлыстов. А вы его знаете? — удивленно спрашивает Мария.
— Приходилось сталкиваться. Один раз всего. Но мне хватило.
— Им как раз по пятнадцать лет было, когда они познакомились. Его родители в Истру переехали, и он в Леночкину школу пошел. Уж как его мама и папа были против их дружбы! Да только не помогло им ничего. Эта парочка всю округу в страхе держала. Настоящие Бонни и Клайд. Участковый наш от них два инфаркта схлопотал. Еще счастье, что не загремели в колонию. Потому что люди на них жаловаться боялись.
— Что значит боялись?
— А вот так! — снова всхлипывает она. — Они жалобщикам втихую потом мстили, да так, что никто ничего доказать не мог. А потом все рукой махнули. Кому надо связываться с такими безбашенными? А потом Сашка с Леной школу закончили и деньги украли у Сашкиных родителей. Они не то, чтобы богатые были, но какие-то накопления дома держали. Заначку на черный день. Лена и у меня взяла пару серег да бабкино кольцо — все, что было. И они с Сашкой в Москву махнули. И с тех пор я свою дочку и не видела. Восемь лет уже. А недавно соседка в Москве была, на свадьбе племянницы. Так, говорит, встретила Ленку нашу. Вроде такая упакованная. Явно при деньгах и не бедствует. Соседка к ней бросилась здороваться, а Лена ей:
— Вы меня с кем-то перепутали. Я не Лена и вас не знаю.
— А где родители этого Хлыстова? Можно с ними поговорить?
— Так они в Иркутск переехали, отсюда подальше. У них там родня. Вот и сбежали, чтобы людям в глаза не смотреть. Стыдно ведь! Ни телефона, ни адреса не оставили. Мать его на прощание мне еще в лицо плюнула.
— В каком смысле? — осторожно спрашиваю я.
— А в прямом. Слюной. А потом сказала: " Это все твоя дочка виновата. Будь ты проклята вместе с ней! Лучше бы ты камень родила вместо ребенка!" Представляете, Настя? Вот как можно матери такое сказать? — она закрывает лицо платком и заходится в рыданиях.
Я и сама заливаюсь слезами вместе с ней. Сбиваясь и чуть заикаясь, она продолжает: