Я кивнула и послушно достала из внутреннего кармашка куртки паспорт. Протянула Смирнову. Он, в свою очередь, вытянул из кармана потрепанный широкий блокнот, немного полистал и, открыв нужную страницу, стал записывать номер моего нового документа.
Почерк у Смирнова был на удивление очень красивым, каллиграфическим, с крупными буквами и завитушками, которые невольно притягивали взгляд. Скользнула по второй страничке и поняла, что рядом все записи по делу Плотникова. Имена, места событий даты. Где-то сбоку, выбивающееся из общей идеальной картины спешно записанное название поселка "Боровское" притянуло взгляд. Я пялилась на ровные буквы и не могла оторваться…
– Что-то заметили, вспомнили? – тут же вцепился клещем Егор Сафиевич , и я испуганно дернула головой.
– Нет, просто почерк у вас очень красивый.
– Это да, мама моя учителем начальных классов работала. Руку мне к письму поставила еще задолго до школы. И любовь к литературе и русскому языку привила с младенчества. Жаль, что с работой такой читать редко выходит.
На этом общение практически закончилось, мы дружно принялись за поздний ужин, а те фразы которыми еще изредка перекидывались мужчины, казались мне непонятными и ничего не значащими.
Через полчаса мы попрощались и разъехались по разным сторонам. Игнатов достал из багажника плед, в который я закуталась и улеглась на заднем сидении. Разболелась голова и снова сморил сон, но ненадолго. Красивые буквы с простеньким названием поселка врезались в память и теперь аккуратные завитушки маячили перед внутренним взором, упорно меня привлекая.
Боровское. Один из поселков, куда ездили отдыхать Плотниковы. Там какой-то фермер жил, друг их. Занимался теплицами. Приглашал на гулянки. Виталик радовался всегда этому как-то особенно. Собирался тщательно. Брился, надевал лучшее, а еще брал с собой охотничий костюм и ружьё. Я знала, что он не любитель охоты, но, возможно, просто не хотел выделяться среди других?
Боль сделалась невыносимой, затошнило, и я скорчившись на сидении, прижала коленки к животу. Стон, который пыталась сдержать, все же вырвался.
Игнатов резко сбавил скорость.
– Женя, тебе плохо?
– Да, – промычала я, поминая лихом придорожное кафе и их жаркое с непонятным салатом.
Машина сбавила скорость и уже через минуту остановилась на обочине. Я резко встала, распахнула дверь и вывалилась наружу. Едва успела отойти на пару шагов, как меня нещадно начало полоскать съеденным. Игнатов опустился рядом и заботливо собрал мои волосы в кулак.
Краска стыда опалила щеки, но было настолько плохо, что все стеснения я отогнала прочь. Денис протянул платок, а потом добавил:
– Лучше? Сейчас, подожди, принесу влажные салфетки.
Он аккуратно заправил волосы за воротник куртки, встал и быстро ушёл к машине. Вернулся с упаковкой салфеток и сам начал их доставать, а потом вытирать каждый пальчик моих трясущихся рук.
– Черт, Женя, совсем у тебя желудок слабый.
– Наверное, – прохрипела я, ощущая горечь желчи в горле. Денис потянулся к моему лицу, но я перехватила его руку и забрала кусочек ткани. – Я сама, спасибо.
Приведя себя в порядок, ещё раз поблагодарила.
– Спасибо, извини, что так. Не знаю, салат, наверное…
– Это тебе спасибо, – усмехнулся он,снова став чужим, – машину не перепачкала. На, попей, – протянул бутылку воды и полез в бардачок за мятными леденцами. Коробочка со спасительными конфетами перекочевала в мою ладонь, а легкое прикосновение вызвало табун мурашек. Меня снова затрясло, Денис это явно заметил:
– Ну как ты? Двигаемся дальше или еще…
– Нет, – отрицательно замотала головой. – Поехали. Мне уже лучше.
Я повернулась к машине, но он окликнул.
– Жень…
Я замерла.
– Ты же точно не беременна? – неуверенно спросил он.
Усмехнулась и кинула через плечо:
– Точно. Не беспокойся. Просто еда из придорожного кафе, видимо, не для меня.
С силой захлопнув дверь, я словно отрезала от себя страшное предположение. Страшное, потому что для меня мысль о беременности была неприемлемой. Нет, нет и нет. Я пила таблетки. За столько лет ни разу не пропустила, с Плотниковым они помогали на все сто. Почему же сейчас должны дать сбой? Нет, это определённо отравление, и нечего глупостями голову забивать.
Засунув в рот освежающую конфету, я получше укуталась в плед, чтобы унять озноб. Прилегла, но сон, вопреки слабости, уже не шел. Воспоминания завертелись с особой силой, подхватывая все новые и новые события, завлекая их в непонятную сумбурную кутерьму.
Токсикоз, от которого я едва держалась на ногах, беспрестанные молитвы бабушки на кухне. Она перед образами даже зажигала свечку, от запаха которой мутило еще больше. Злой взгляд отца, и синяки, которые никак не хотели сходить после той встречи в парке, где Плотников взял меня силой. Подружки, которые единственные понимали меня и успокаивали. Последняя зарплата в кафе, я её получила намного позже. Хотела потратить на аборт, но не хватило бы. Да и страшно было. Мысль об аборте тогда подкинула Милка, но Клавка тут же ее одёрнула. Мол, первый, нельзя …